Отошла на шаг, посветила фонариком. Лучше бы она этого не делала, честное слово. Вот не знала бы, какие там ужасы изображены, и могла бы ещё какое-то время ощущать себя в относительной безопасности у этой надёжной каменной опоры.
Красочные, детально прорисованные картины… В первые секунды Маша еще не понимала, что именно нарисовано, хотя подсознание уже сжалось испуганной улиткой. Присмотрелась, уловила закономерность, поймала ускользающие от разума образы…
Кто эти существа? Люди? Человекоподобные? Как там в фантастике пишут: гуманоиды? Если бы они были совсем не похожи на людей, то и ладно бы. Но они были похожи, даже очень, а многие прямо-таки выглядели совершенно как земляне, но другие…
Со странно и страшно искажёнными пропорциями лиц, тел, с глазами, в которых застыл леденящий ужас, боль и отчаяние…
Сцены чудовищных пыток, отвратительных человеческих жертвоприношений… И еще — вот, картины, которые подробно показывают, как уродовали этих людей, чтобы они приобрели такие искажённые пропорции, чтобы превратились в уродцев, вызывающих одновременно откровенный ужас и мучительное, до боли в сердце, сострадание…
Маша отшатнулась. Она не могла больше стоять у этой стены, не могла находиться рядом с этими чудовищными изображениями… Как можно такое рисовать… как можно творить такое…
Она пошла дальше — ведя фонариком вдоль стены, не замечая, как закусила губу, как сотрясает дрожь всё её тело. Всё то же… Одни ужасы сменялись другими, порой еще более ужасными.
Маша старалась не присматриваться, но ей казалось, что картины эти навечно отпечатываются на сетчатке, в мозгу, в душе, как клеймо.
И когда она ощутила жгучую боль этого клейма, то поняла, что оно легло поверх другого — рядом с отчаянной мольбой несчастного альфа-носителя: "помни обо мне"… У неё даже не было имени, чтобы вспоминать её, как подобает вспоминать человека!
И ещё — память о семье Куси, о его разорённом гнезде, которое она, казалось, увидела, когда слушала скупой на детали рассказ.
И когда она ощутила это, то увидела — их. Ошибки быть не могло. Выше остальных изображений, были нарисованы ОНИ! Серые. Черноглазы. Не совсем такие же и куда более расплывчатые, словно и здесь их окутывал туман, в котором Маша совсем недавно встретила их впервые, но она их узнала и не верила в возможность ошибки!
К ним от несчастных жертв тянулись бледные нити, словно они питались этими муками, болью, страхом…
С расширенными от ужаса глазами, позабыв обо всём, что может подстерегать их здесь — не нарисованного, а реального, — Маша шла всё дальше.