— Что? — прошептала, замирая.
Снаружи кто-то был. Кто-то явно большой. Оно фыркало и обнюхивало землю где-то совсем рядом. Монту явно не старался привлечь внимание, просто не мог сдержать едва уловимое шипение. Незваный гость всё приближался, при этом было слышно, как он начал радостно то ли повизгивать, то ли пофыркивать
— Не смей выходить, — прошипел мне Монту и буквально змеей выскользнул наружу.
Сразу после этого ночную тишину разорвали крики. Я вжалась в стену, зажмуриваясь. Снаружи явно началась борьба. Визг, шипение, рычание, какие-то хлюпающие и клацающие звуки. А еще казалось, что вокруг валят лес. Шелестели листья и ломались ветки.
Сглотнула. А если Монту погибнет, что мне тогда делать? Поначалу слишком грубый, язвительный, он всё меньше и меньше проезжался по моим умственным способностям. Да и я уже привыкла к нему, почти не воспринимая обычным котом.
К тому же, я признавалась сама себе, что без знаний и некоего опыта Монту мне будет заметно труднее пройти Пояс. И еще оставался вопрос с маной. Что будет, если никто не будет забирать её излишки?
Пока я судорожно соображала, чем я могу помочь, округу оглушила тишина. А когда у входа сверкнули желтые глаза, я непроизвольно вскрикнула, а потом с облегчением выдохнула. В ту ночь я впервые подумала, что очень рада, что Монту со мной.
По ту сторону Пояса
Иллиадар поднялся с кровати, тут же подходя к окну. Прикрыв глаза, он с удовольствием втянул наполненный разными запахами воздух. С того дня прошло достаточно времени, но его чуткое обоняние не пропало, лишь стало чувствительнее. А ведь Иллиадар поначалу боялся, что всё прекратится так же внезапно, как и началось, но дни сменялись днями, а обоняние было с ним.
В первые дни он будто новорожденный везде совал нос, вдыхал запахи, носился по замку и прилегающей территории. И всё время нюхал. Ему даже не нужно было вытаскивать на свет или же изображать восторженность и любопытство, казалось, на некоторое время все его чувства, дарованные кем-то свыше человеку, обострились. Мир, до этого бывший совершенно тусклым, вмиг преобразился. И пусть перед Иллиадаром открылась только одна его грань, уже этого для его глухого и закрытого мира было достаточно, чтобы он боялся это потерять.
Дураком виконт не был, и сразу понял, чему именно он обязан внезапно проснувшемуся чувству. С самого первого дня он постоянно проверял тонкую нить, которая связывала его с кем-то или с чем-то далёким, но явно ему необходимым.
Если «виновник» может проделать с ним такое на расстоянии, то, что будет, если Иллиадар приблизится настолько, что сможет прикоснуться? Этот вопрос терзал его всё время, пока он не принял решение проверить.