В тот день ему пришлось выдержать сложный разговор с отцом. Он не стал ничего скрывать от Тоберона, сразу же признавшись в том, что нужное ему находить где-то в Поясе Хаоса или же и вовсе за его пределами.
Конечно, граф Галахар не был в восторге от такой новости. Все знали, что Хаос впускает в себя, но никого не выпускает обратно. Что случается с людьми, которые по неосторожности или по глупости, а может, от безысходности оказывались в Хаосе, не знал никто. Рассказать было некому.
— Отец, но ведь оно движется! — горячо заверял графа Иллиадар. — Я отчетливо ощущаю колебания нити. А если это так, то оно, чем бы это ни было, живое. Значит, и я смогу выжить в Хаосе.
— А если это за пределами Хаоса? — возражал Тоберон. Ему совершенно не хотелось отпускать сына в неизвестность. Если уж говорить честно, то он эгоистично хотел. Чтобы сын остался. Пусть тот и дальше ничего не чувствует, зато рядом и живой! За такие мысли он сама себя ненавидел, но ничего поделать не мог. Тоберону лишь приходилось вздыхать, вспоминая слова своего отца, который всегда считал его слишком мягкотелым и привязчивым. Как можно не привязаться к своему сыну, Тоберон не знал. Ему оставалось лишь слишком сильно не давить на него. — Мы не знаем, есть ли там что-нибудь. Пояс Хаоса ведь не просто так называется. А если Хаос это всего лишь длинная полоса, а за его пределами обычный мир и то, что тебя так влечет находиться за его пределами?
Иллиадар пожал плечами. Получилось это безразлично. Виконт даже не стал скрывать, что ему совершенно всё равно на это.
— Я всё равно пойду, отец. За всю свою жизнь я ни в чём не был так уверен, как в этом. То, что по ту сторону необходимо мне так же, как остальным людям воздух. Я просто прошу тебя, верить мне.
Конечно, на этом всё не закончилось. Сын с отцом еще долго спорили, но Иллиадар настоял на своём, впервые в жизни проявив просто непрошибаемое упрямство.
Тоберон мог посадить его под замок, но понимал, что даже его бесчувственный сын после такого возненавидит его. Ради того, чтобы сын остался жив, Тоберон мог бы даже пойти на это, согласившись на ненависть со стороны любимого сына, но он видел по глазам, что тот не успокоится. Вывернется, подловит момент, но сбежит. Когда нужно Иллиадар мог настоять на своём, а держать сына на привязи всю жизнь было немыслимо.
Сейчас, стоя в предрассветной тьме, Иллиадар ощущал, как внутренняя пустота внутри него пульсирует. Что-то громадное, будто черное тягучее море, медленно тянулась в ту сторону, откуда тянулась нить.
Виконт сглотнул вязкую слюну, задерживая дыхание. Пустота внутри теперь ощущал жадным, голодным чудовищем, которое толкает его, заставляет действовать и бояться того, что тоненькая нить угаснет.