О, как она желает, чтобы это круглое лицо с совершенной кожей безобразно стекло вниз, как ее, Радхино лицо, чтобы поры на нем расширились и заполнились черной грязью, чтобы цвет его пожелтел и стал неровным от солнц, чтобы вся кожа на теле Ишмы обвисла, и вместо благоухания юности начала источать смрад, как от нее, от Радхи! Смрад, который отвращает от нее мужа все чаще и чаще… Как же Радха боится окончить свои дни, как ее собственная мать — некогда первая красавица поселения и дряхлая, с трясущейся головой и редкими патлами седых волос старуха, обезумевшая настолько, чтобы ходить на площадь и предлагать свое сморщенное обвисшее тело пьяным бродягам, платить им за это деньги.
Со двора послышались шаги, и Ишма подавилась от испуга — подумала, пришел отец, и в груди сразу похолодело. Но это оказалась Гадра — полубезумная соседская старуха, которую в селении считают провидицей. Не пустить Гадру внутрь означает накликать беду на двор, и мать немедленно выхватила у Ишмы оставшийся кусок черствой лепешки и сунула его старухе. На мгновение он мелькнул в изуродованных артритом старушечьих пальцах и исчез в складках рубища.
Скривившись, Гадра оглядела сквозь мутную пелену глаз девочек, прижимающихся с двух сторон к старшей сестре, обхватив цепкими маленькими ручонками ее ноги.
Крякнув, икнув несколько раз, Гадра затряслась и пустила изо рта обильную пену. Ее злобные, почти скрытые обвисшей морщинистой кожей глаза воззрились на Ишму. На нее же и указал коричневый старушечий перст.
— Проклята! Проклята!! — завопила она, не в силах сдержать крупную дрожь во всем своем старом теле, — Тебе не пережить красной луны! — и Гадра упала на земляной пол, забившись в судорогах, сотрясающих ее.
Звонкая оплеуха привела Ишму в себя.
— Дрянь! Я так и знала, что ты навлечешь беду на нас. Дрянь!! — мать хлестала Ишму по щекам снова и снова, а она только отклонялась, слабо пытаясь увернуться — она не могла убежать, опасаясь еще больше напугать сестер: испуганные отвратительным видом трясущейся старухи, ее воплями и пеной изо рта, девочки изо всех сил вцепились в ноги Ишмы и не пускают.
* * *
В Замок кхастла Бравиш Ишма возвращалась в слезах, не в силах сдержать крупную дрожь, сотрясающую тело. Щеки и уши пылают от материнских затрещин, руки дрожат, и колени совсем ослабли. Ишма даже не заметила, что во дворе Замка, со скрещенными на груди руками, ее поджидает Ньол, выразительно нахмурив брови. На его почти привлекательном лице написано крайнее неудовольствие, и Ишма хорошо понимает, чем это ей грозит, но бояться сил уже не остается.