6 У анчуток нету пяток. Общеизвестныый факт, вы разве не в курсе?
7 Если вы читаете уже вторую книгу серии, но до сих пор не знаете, что Явь, Навь и Правь — это миры живых людей, нечисти с мёртвыми и богов соответственно, то вам и сейчас эта информация не поможет.
8Пядь — это расстояние между большим и указательным пальцем. Совершенно безобидный такой бесёнок.
Серый сидел в тени раскидистой берёзы, любуясь на рыжеющее к вечеру солнце, и с наслаждением потягивал квасок. Устроился перевести дух неподалёку от дома старой Весей — притомился за день.
Хорош. Мечтательный, с затуманившимися, мерцающими одной мне видимым золотом глазами, он, кажется, совсем расслабился. Немногие знали: этот худой мужчина с совершенно невинным детским лицом в миг[1] подорвётся с земли, напряжёт до предела подтянутое тело и собьёт с ног врага прежде, чем тот успеет помыслить о нападении. И сила в этих нежных руках недюжая: троих свалит сразу, четвёртого — чуть погодя. Я невольно загордилась. Мой ведь.
Мужчина тряхнул лохматой головой (вот постригу, когда-нибудь точно постригу: так и лезут волосы в глиняную кружку да в рот) и улыбнулся. Принесшая напиток фигуристая девка зарделась, продолжая теребить кончик светлой косы. Единственной. Значит, не замужем пока. То-то стреляет глазёнками бесстыжими! Даже у сестрицы Любавы такой копны не было: в кулаке не сразу сожмёшь, вкруг локтя трижды обмотаешь. Я девку запомнила. Волосья-то ей при случае повыдергаю, чтобы чужим мужьям лакомства носить неповадно было. Небось, не я одна в Озёрном краю зуб на красавицу Всемилу точу.
Девица застенчиво хихикнула, отвечая на белозубый оскал Серого. Шутят. Тошно.
Я уже близко подошла и голоса различала:
— Неужто никто не зовёт красавицу такую? — смеялся Серый.
— Звать зовут, да всё не те, всё не любые сердцу… — будто бы смущалась Всемила, то и дело хлопая длинными ресницами: понял ли намёк пришлый молодец?
Мне ли не знать, что Серому в лоб что скажи — не сразу сообразит, что уж про намёки.
— Так не торопись, поищи. Найдётся и по сердцу кто.
— А ежели нашёлся уже, да не знаю, мила ли сама? — а щёчки так и алеют, так и горят. Отхлестать бы охальницу[2] по ним. Что ж мой волчара скажет? Я обмерла.
— Так спросила б. Что ж молчать? Ты девка видная! Что за дурак такой откажет? Небось, и сам давно на тебя заглядывается, да всё не решится слова молвить.
Я крепко сжала руки. Что мне та девка? Ну красивая. Видали мы красивых. Волос долог — ум короток.
— А коли он с другой об руку ходит? — не уступала Всемила.
Ну-ка, ну-ка.