— Это ежели он, к примеру, женат? — начало доходить до тугодума.
— Вот не знаю, — вспылила красавица, — женат али нет, но с бабой живёт. Может, сестра она ему! Или мачеха злая!
Вот бессоромна[3] девка! Ну на мачеху-то я никак не тяну! Не так уж плохо выгляжу. Кажется… Мужчина тоже, видать, смутился:
— Ну так… С сёстрами взрослые мужики не живут обычно… Видать, жена всё ж. А с жёнами шутки плохи, — вот тут он прав. — Ты б, может, кого ещё присмотрела? Мало ли орлов в округе?
Всемила топнула ножкой в новом красном (видно, дорогой — нарядилась для беседы) башмачке, мотнула упрямой головой, злые слёзы проглотила, обидой закусив:
— Никто ещё мне от ворот поворот не давал. Что просила — всё делали. Небось, и этот покорится, — и ушла, резко развернувшись, грозно буравя землю каблуками.
Серый так и смотрел ошалело вслед. Понял ли, дурачок, что самую упрямую красавицу края отверг? Мой. И ничей боле. Доиграется девка, ой доиграется!
— А что, — говорю, — одной суженой тебе уже мало? Новых подбираешь?
Муж и не вздрогнул. Почуял, видать, что подхожу. Давно ли? Уж не это ли причиной, что не ответил пышнокосой взаимностью?
— Да мне и одной с лихвой!
Серый радостно засмеялся и дёрнул меня за руку, заставляя сесть рядом. Пощекотал носом ухо, прижался шершавыми губами к щеке.
— Смотри, — кивнул он за закат, — давно мы с тобой просто так не отдыхали. Чтоб без погони да боязни. Лепота!
Без боязни. Да… Давно. Сначала Гриньки с его охотниками страшились, убегали да прятались годами. После собственная душа кошмарами по ночам являлась, волчьей становясь. Не слишком ли много ужасов на мою долю выпало? Не пора ли самой стать тем, о ком помыслить по темну страшно?
Я выпутала из серых волос еловую веточку. Берёзовые листья над нами шептались о своём, перекидывая друг дружке последние закатные лучи.
— Пойдём в лес?
Серый обнял меня, прижал к груди:
— Надо ли? Ты глянь, красота какая.
— В лесу тоже красота. Тебе же не хотелось к людям?
— А тебе не хотелось от них.
— Я передумала.
— А я согласился с любимой супругой.
— Ты же требовал, чтобы я научилась сдерживаться?
— Ты, вроде, и научилась. Со вчера ведь ни разу не разозлилась, не обратилась.
Ни разу. Ни с русалками. Ни с анчуткой. И дотошного харчевника я тоже не хотела приложить об стену. Но Серый же не знал. И не узнает, надеюсь. Вслух я лишь сказала:
— Тебе нужно, чтобы я была человеком?
— Ты всегда им была. И останешься. Я обещаю.
«Ты слишком поздно пообещал».
— А если я не хочу?
Его сердце обеспокоенно забилось, затрепыхалось. Теперь я знаю, когда он волнуется. Теперь я слышу.