Светолик, довольный, расплылся в улыбке:
— Обижаешь!
Подошедший мужчина, приметив полный любопытства взгляд, повернулся к Младену, сдул со лба прядь серых, как у старика, волос, и подмигнул. Мальчик тут же сделал вид, что не смотрит, но исподтишка наблюдал, как гость придирчиво заглядывает в кувшин, морщится, будто недовольный зверёк, и требует долить до краёв; как харчевник возмущённо сопит, но всё-таки лезет к бочонку второй раз; и как неприятная тётя с когтями перестаёт злиться и даже становится чуть менее неприятной оттого, что её обняли.
Серому в Озёрном краю нравилось. Солнце не пекло, дожди быстро проходили, хоть и начинались куда быстрее, людей мало, а места — вдосталь. Ягоды да грибы, манящие упругими бочками из-под всякого куста, кормили даже самых невдалых хозяев. А в бескрайних лесах, засеянных мелкими и ровными, словно чаши, озерцами, обреталось видимо-невидимо дичи. Чем не раздолье? Бегай себе, лови зайцев, живи в удовольствие. Но Фроську тянуло к людям. А куда молодому оборотню в деревню? Только детей пугать. Как вон того, что всё косится из-за мамкиной юбки.
— А под берёзками было б краше… — протянул он.
Фроська кинула на мужа недовольный взгляд:
— Тебе б всё к лесам. Чего ты там не видел?
— Много чего. Людей, например, не видел, которых ты пугаешь.
— Это потому что я их съесть раньше успеваю.
Серый прищурился, словно вправду прикидывал, успевает ли. Решил, что нет:
— Лопнула бы.
— Зато была бы сытая и довольная.
Ей всё время хотелось есть. Нет, они не голодали. Серый легко зарабатывал монетку-другую в каждой прохожей деревне. А в каком селении нет бабы, что устала упрашивать мужа подпереть забор и готова заплатить первому встречному, лишь бы дворовые псы не шныряли туда-сюда? Тем паче, если встречный ласково улыбается и весело сказывает о путешествиях. Такому не только денег, ему и сыру али пирогов с пылу с жару с собой положить не жалко. Ежели, конечно, его суровая супруга не стоит над душой и не зыркает так, что слово сказать боязно.
А ещё они охотились. Фроську даже не пришлось учить: только что обратившаяся, полная сил и жизни, она легко обгоняла мужа, ломая жирные кроличьи хребты со сноровкой бывалого вожака.
Он вскоре перестал бегать рядом, коль больше мешал погоне. Да и советов волчица всё равно не слушала.
Но ей постоянно хотелось есть.
* * *
Пусто.
И холодно.
И голодная темнота воет в животе…
Я заполняю её — жру чужую, тёплую плоть.
Но голод всё равно не уходит.
Озёрный край был самым отвратительным местом на свете.
Мелкие и чуть более крупные, но такие же грязные деревеньки, с избытком рассыпанные богами между водоёмами, воняли рыбой и дождём. Морось не прекращалась, то усиливаясь, то чуть затихая, но продолжая бесцельно заглядывать под капюшоны плащей. Наглые облезлые коты лезли под ноги, испуганно вздывбливая шерсть и шныряя под забор, разве когда я ощеривалась. Знают, поганцы, что здесь от голода не подохнут, будь они хоть сто раз бездомными и простуженными: всё какая мелкая рыбёшка да перепадёт от возвращающихся к семьям рыбаков.