Волчица непреклонно отстранила меня, взяла дело в свои лапы, заговорила моими устами:
— Брысь с дороги.
В ответ — гадкий оскал.
— Дважды повторю. На третий — ударю. Брысь.
Мужик похрустел кулаками и остался на месте. Я выпустила когти и приготовилась к драке.
— Радим, пропусти волчицу.
Самая прекрасная женщина на земле подошла тихо, незаметно и пугающе быстро. Охранник подпрыгнул от неожиданности, но тут же спохватился, слегка склонил голову и, резво освобождая дорогу, пробормотал:
— Как прикажешь, Агния. Я ничего плохого не делал. Ты велела не беспокоить — я выполнял.
Мать Серого вскинула искрящиеся глаза и улыбнулась так, что мне захотелось провалиться под землю. Бедному Радиму, видно, тоже.
— Всё хорошо, милый, — глаза женщины переливались серебром, а рука, которой она ласково провела по щеке напуганного охранника, наверняка отдавала льдом. — Можешь немного расслабиться. А ты, дитя, — это уже мне, — пройди. Скажи, что накипело.
Я послушно двинулась по коридору. Волчица испуганно поджала хвост.
— Радим, разве я разрешала тебе садиться? — не оборачиваясь, бросила Агния. Мужик вытянулся прямо и изобразил безграничную любовь к своей нелёгкой работе.
Захотелось заскулить.
Дверь стукнула, как может стукнуть только крышка подвала, отрезающая от солнечного света и обдающая пронизывающим холодом земли. В комнате хозяйки волчьего селения было светло и тепло: огромный резной стол, заваленный свитками и бумагами, исписанными столь мелким и неразборчивым почерком, что я бы запуталась, даже умей читать так же хорошо, как муж; маленький светильник, сейчас, по случаю светлого утра, погашенный, но закопчённый и явно часто зажигаемый ночами; обитый тканью невероятной красоты и почти наверняка такой же дороговизны стул. Такой стул больше подошёл бы городничему или, по меньшей мере, богатею- купцу. Увидеть его в глуши, посреди леса, в отгороженном от внешнего мира частоколом дворе, никак не ожидалось. Ни пылинки, ни паутинки, ни пятнышка. Даже кровать, куда более широкая и мягкая, чем было бы нужно вдове, застелена алым одеялом столь ровно, что ни складочка не мешала созерцать его идеальную гладкость. Совершенное место, в котором жила такая же совершенная женщина.
Куда мне с ней тягаться?
Агния устроилась в своём троне, положила гладкие белые ладони на подлокотники. Мне сесть не предложила. Ну, да мы не гордые. Постоим.
Моя… страшно сказать… свекровь молчала. Я тоже. Время шло.
— Твоё имя? — мягко, но неотвратимо прорезал тишину волшебный бархатный голос.
Пришлось прокашляться:
— Фроська.
Женщина вздёрнула брови совсем так же, как это делал её сын. Я стиснула зубы, напоминая себе, за чем пришла.