— Мама?
Женщина степенно кивнула и проследовала мимо нас к Белогостю. Обвила старика своими точёными бледными руками и промолвила:
— Добро пожаловать домой, старый друг. Надеюсь, мои сыновья были не слишком грубы с тобой? Старик недовольно вывернулся из объятий:
— Свой дом уберечь не смогли, так в моём хозяевами себя не чувствуйте, — вздёрнул подбородок и вприпрыжку, улюлюкая и крича что-то про пятна для мухоморов припустил по мостовой.
Женщина покачала головой и медленно развернулась к нам. Серый едва не плакал, не понимая и не веря, схватил меня за руку, сжал сильно-сильно и мелко подрагивал.
— И тебя приветствую, юный волк. Ты найдёшь здесь кров и еду. Мы все — твоя семья и рады принять нового оборотня.
Самая прекрасная из всех женщин, кого мне когда-либо доводилось видеть, даже не прикоснулась к собственному сыну и, величаво развернувшись, скрылась за резными дубовыми дверьми.
По-детски наивное лицо Серого горело, как от пощёчины. Он с трудом разомкнул губы и прошептал в закрытую дверь:
— Я соскучился…
— Нет уж, я пройду!
Неуклюжий, больше похожий на медведя, чем на волка, оборотень мягко отстранил меня от прохода.
— Нет, не пройдёшь.
Я сделала очередную попытку:
— Нет уж позволь, друг мой.
Мужик устало перегородил ручищей-бревном коридор:
— Нет, не получится.
— Мне, знаешь ли, очень надо, — я попыталась поднырнуть, но снова наткнулась на преграду.
— Ежели надо, — гоготнул охранник, — так тебе до общего задка, а не сюда.
Общинный дом оказался огромным. Целый терем на два этажа! Как водится, мужам был заказан путь на женскую сторону, бабы же не совались на мужскую. Целый ряд комнатушек у самого входа выделили парам семейным, чтоб молодёжь не тревожили и к расспросам не побуждали.
И везде-то нам были рады, каждый норовил поприветствовать, развлечь беседой али угостить чем боги послали.
Плевать я хотела!
Где эта чёрствая гадюка? Уж я ей выскажу! Уж она у меня попляшет!
— Хозяйка почивать изволят, — зевая, сообщил медведеподобный, — будить не велено.
— А я ей колыбельную спою, — я пошла на таран, но только упруго отскочила от широченной груди (или всё-таки набитого брюха?).
— Не велено, — упрямо повторил мужик.
Я бессильно лягнула его. Охранник, не меняя скучающего выражения хари, опустил взгляд на сапог, медленно отряхнул его от пыли и ласково, но непреклонно, как заигравшегося щенка, развернул меня носом от двери. Ещё и шлёпнул пониже спины, дабы не мешкала.