Я ещё раз поймала взгляд мужа и, презрительно сощурившись, снова повернулась спиной. А ему хоть бы хны!
Купцы развлекались вовсю: знали прекрасно, торгуйся-не торгуйся, а сметут сегодня с возков все товары. Кого ещё заманишь в глухой лес, где от деревни до деревеньки не меньше дня пути? Вот и делали суровые лица, божились, давали руку на отсечение, что себе в убыток продают и ну ни медьки больше скинуть не могут.
— Помилуй, куда ж дешевле? У меня дома детушки малые, голодные! Супруга не пустит, ежели снова порожним приеду! — моргая влажными честными глазами, клялся Тонкий.
— Не нравится — не бери, — кратко отнекивался Толстый.
Но кто ж откажется от новых браслетов, когда вот они, родимые, уже на запястье красуются?
— Тятенька, — клянчила маленькая светленькая волчица больше из вредности, чем из жадности, — ну две серебрушки! Ну грабёж! Вы сами гляньте: цепочки же махонькая, только на мне и сойдётся!
Купец молча переодел намотанный в два оборота на крошечную ручку браслет и показал, что в него ещё одна такая же влезет.
— Да ему медька цена! — возмущалась девка.
— Две серебрушки.
— Хоть серьги в довесок дай!
— Асерьги — три.
— Вот их и дай!
— Пять серебрушек.
С Толстым спорить оказалось бесполезно и девушка, обиженно насупившись, ушла к соседу. Но и Тонкий был непреклонен:
— Детонька, ты на меня-то глянь! С кем торговаться-то взялась? Росинки во рту седмицу не было, глянь, до чего исхудал!
Опытная девка с готовностью вынула из кошеля пирог и протянула доходяге:
— Кушай, тятенька, а браслетик подешевле продай. Я ж и сама едва перебиваюсь, а прихорошиться хочется.
Тонкий пирог с готовностью уплетал, благодарил и нахваливал. Но цену скидывать не желал, уверяя, что точно знает, у Агнии под боком живётся лучше некуда и недостатка ни в тканях, ни в украшениях бабы не знают, а сам он ни жив, ни мёртв от усталости и голода. Толстый натягивал сползший ремень на жирное пузо и поддакивал. Девка не верила ни одному, ни второму.
— Что грустишь, голубка? — рыжий купец придирчиво расправлял очелья и височные кольца, не забывая грозно зыркать на Толстого и Тонкого, чтоб не ленились. В сочетании с огромными яркими веснушками, теснящимися на узком лице, получалось, скорее, смешно.
Я пожала плечами, ничего не ответив. Не до него.
— Спорим, развеселю? — засмеялся рыжий. — Что очи опустила? Неужто ничего не любо? Выбирай — любую безделушку подарю!
Купец небрежно обвёл рукой украшения, некоторые из которых выглядели дороже, чем сам голова в нашей деревне мог бы позволить себе купить. Подаришь? Так уж?