— А ну стоять! Чаго удумал? — голосок стал обеспокоенным.
— И правда. Чего это ты? — заволновался Данко.
Серый вдохнул побольше воздуха, заранее слегка покраснел от смущения и выдал все самые смачные ругательства, что когда-либо слышал от жены.
Надо сказать, Фроська ругаться умела. Бабкино наследие — это тебе не шутки. Иной раз такого сказать могла, что мужики на рынке уважительно стягивали шапки, величали матушкой и провожали восхищёнными взглядами. Помянуть могла не только родню, так ещё и коня приплести к делу, про колено вспомнить да завернуть всё эдак, словно лентой перевязать.
Жили они тогда в Заречье. Не сказать, что особо богато: только что из родной деревни ушли, страху натерпелись от ополоумевшего Гриньки, вещей, почитай что, никаких. Знамо дело, считали каждую медьку. А тут радость: Серый заработал жене на первую обновку и, гордый до лопающейся на груди рубахи, повёл ту за покупками. Нашёлся и чудесный ярко-зелный, как весенняя листва, сарафан: простенький, без вышивок и узоров, свободный, но так чудесно облегающий стройную фигурку, что просто заглядение. Фроська так в нём и пошла, едва примерив. Супруг шагал чуть поодаль, любуясь светящейся счастьем молодкой и с ревнивым неудовольствием подмечая на ней взгляды других местных парней.
И тут случилось страшное: неугомонный торговец копчёной рыбой, что размахивал своим товаром, как коловоротом на праздник Ярилы, хлестнул лоснящимся осетром аккурат по груди, оставляя жирное пятно на новом платье.
Фроська растерялась лишь на миг. На то единое мгновенье, в которое её муж был готов порвать на части неуклюжего мужика, что расстроил его любимую. Да ещё и посмел отвернуться и, как так и надо, продолжить зазывать народ в свою вонючую лавку. Не успел оборотень подлететь к горлице, как та твёрдо ухватила мужика за загривок, разворачивая к себе лицом, и открыла рот…
Что сказала Фроська в тот день, Серый не запомнил. Не запомнил наверняка и торговец с руками, растущими не из того места. А уж повторить не смогла бы даже любопытная рябая баба, что ловила каждое сказанное слово.
Но в тот день волк понял, что женился правильно.
Нет, так ругаться Серый, конечно, не умел. То ли опыта не хватало, то ли наука передавалась не во всяком роду. Но лешего впечатлить удалось.
Сморщенный старичок, явивший себя оборотням, ошалело пялился на мужчин, с каждым словом всё более склоняя маленькую голову:
— Чего ругаетесь, нелюди? — возмущённо засопел он, стоило Серому замолчать.
— А ты чего добрых людей по лесу плутать заставляешь? — расхрабрился Данко.