Женщина откинулась на подушки, не спеша начала расплетать косу, играя смоляными прядями, завораживая, завлекая, усмиряя:
— Он совсем молод и глуп. В его жизни есть место лишь для одной женщины и пусть это будет та, кто знает, что для него лучше.
— Так иди и скажи ему это! Неужто боишься?
Нога взметнулась быстрее, чем волк успел моргнуть. Одно прекрасное движение — и он лежит на полу, прижатый вышитым сапожком.
— Не тебе знать, чего я боюсь, — женщина тут же смягчилась, поманила любовника пальцем, усадила на перину и обхватила уже далеко не такую крепкую руку, какой та была десять зим назад. — Ратувог посидит, одумается и поймёт, что всё, что я сотворила, для него. Что так правильно.
— Откуда ты знаешь, что лучше для потерянного мальчишки, который уже и не помнит, что такое материнская любовь?! Да и вспомнит ли, на тебя глядя… Ты нужна ему.
— А тебе уже нет? — Агния испытующе склонила голову на бок, окинула мужчину жадным тёмным взглядом. — Неужели ты наконец научился мне отказывать?
Пересвету пришлось прокашляться и передвинуться на самый край перины, убегая от любимой:
— Я твой телом и душой. С первого дня нашей встречи и до самого конца мира…
Агния захохотала, словно мужчина рассказал хорошую шутку.
— Ах, прости, милый, — она утёрла смешливые слёзы, — продолжай, конечно. Я слушаю. До конца мира, говоришь?
Пересвет сжал губы, но не подал виду, не показал, как больно всякий раз слышать этот смех.
— До конца мира. Но сейчас ты нужна сыну. А он как никогда нужен тебе.
Волчица медленно нарисовала когтем кровавую борозду на его груди, перечёркивая старые шрамы. Сколько рубцов уже тянулось рваными краями друг к другу под рубахой? Он не считал. Теперь станет одним больше.
— Никогда. Не. Говори. Что. Мне. Нужно, — усиливая нажим с каждым словом, жарко прошептала она.
— Не забывай своё место в этом доме.
— Как прикажешь, Агния, — Пересвет поднялся на ноги, на ходу утирая кровь и затягивая ворот, направился к выходу.
— Далече ли собрался? — хмыкнула Хозяйка. — Разве я тебя отпускала?
— На своё место. На цепь у ворот.
Кап.
Кап.
Кап.
Кап.
Серый ненавидел это мерное покапывание с потолка. Ненавидел, потому что уже сбился со счёта и никак не мог понять, сколько сидит здесь — в темноте и мерзлоте. Доброжелательные оборотни, что нередко проходили мимо его темницы, словно и не слышали ни попыток заговорить, ни шуток, ни угроз, ни даже развесёлых похабных песен, которые он затянул исключительно из вредности, уже не надеясь привлечь к себе внимание.
Только вчера вместе пировали, как лучшие друзья, а сегодня — погляди! — знать не знают, слова не скажут. Или говорить с заточёнными провинившимися не велела сама Агния?