Серый взвился, гордо вскинулся, подбоченился, как молодец, вызывающий друга на ярмарочный бой:
— Я не понимаю? Я?! Да ваша Агния — сумасшедшая су…
— Но-но! — предупреждающе засопел Пересвет.
Серый смерил его жалостливым взглядом:
— Сумасшедшая сука, — закончил он погромче, — которая готова бросить на бойню вас, ваших жён и ваших детей! И знаете, почему?
— Люди заслужили…
— Сами напросились…
— Имеет право злиться…
— Ради нас старается…
— Нет, — Серый набрал побольше воздуха и заговорил медленно, раздельно, пытаясь достучаться до каждого остолопа, — потому что ей так захотелось! Ей дела до вас нет! Единственное, чего она хочет
— отомстить. И, не знаю, как вы, а я в этом участвовать не собираюсь.
Оборотни стали поближе, плечом к плечу:
— Ты говорить можешь, что хочешь, — пригрозил Данко, — но она нам — мать!
— Она МНЕ мать. Родная. В своём чреве выносившая и бросившая без единого укола совести, как только я стал обузой. Вы думаете, с вами она поступит иначе?
Но они не думали. Их отучили много лет назад. Повиноваться, слушаться, исполнять команды, верить каждому слову — это они умели. Идеальная стая; идеальная семья; идеальные воины.
Нет, он не станет одним из них.
Бой всё-таки начался.
Измученный, израненный мужчина, ищущий свою жену; старик, спустя столько лет верящий в Правду; верный пёс, потерявший хозяйку. Что им какой-то десяток бойцов?
Удар.
Прыжок.
Поворот.
Толчок.
Снова удар.
— Ты на кого руку поднял? Ты старого человека обидеть хотел? — негодовал Белогость, охаживая узловатой палкой оборотня втрое больше себя.
Ещё удар. На этот раз пропущенный. Кости захрустели, но выдержали, не сломались.
— Я же вас, щенков, этими самыми руками молоком отпаивал! — кричал Пересвет, закрывая голову и всё не решаясь достать меч.
Серый бил, куда придётся: под дых, в плечо, в нос; пинал ногами одного, второго… или это всё тот же? Не разобрать в суматохе. Прилетело и Данко. Ему сероволосый, не жалея, сломал пальцы, сколько сумел ухватить, с удовлетворением слушая скользкий хруст.
— А ну, разойдись! — не выдержал Пересвет, обнажая клинок, и добавил, не глядя на Серого, — идите. Вы, оба. Идите и не оглядывайтесь. Остальные… СТОЯТЬ!
— Нет, — одними губами шептал Серый, когда Белогость силком тащил его через лес, — нет… Надо вернуться… Он там… Один!
Алые листья умирали под ногами, шурша погребальную песнь. Деревья клонили головы, почтительно снимая шапки. Ноги переставлялись сами собой, а руки продолжали вздрагивать, ударяя невидимого, оставшегося в прошлом противника. Ран стало больше; какие-то алели и болели сильнее; иные смущённо подвывали, не решаясь жаловаться рядом с кровоточащими собратьями. Кабы не старик, что оказался куда выносливее молодого оборотня, Серый рухнул бы прямо тут и уснул, подтянув колени к груди или прикрыв лапой горячий нос. Но жрец упрямо шёл вперёд, не останавливаясь, не оборочиваясь и не давая обернуться впечатлительному юнцу.