Однако, подойдя, Хрюша не накинулся. Он остановился, оглядывая Томку, словно прицениваясь, потом открыл пасть и выплюнул под ноги окровавленный кусок плоти, и, повернувшись к ней огромной задницей, гордо направился обратно к растерзанному телу.
– С-спас-си-бо! – почти беззвучно промямлила Тома. Губы шевелились, но звуков не было.
Жрал Хрюша долго, смакуя каждый кусок. За это время в дыре, из которой выпал мужик, мелькали другие аборигены. Увидев, что их соплеменник или кто там еще стал жертвой борова, удивились, но не стали спешить ему на помощь. То ли изувеченные здесь были лишними, то ли этот мужик не пользовался особой любовью, но немного поглазев и пошептавшись между собой, они удалились, закрыв проход камнем.
Наевшись от пуза, зверюга облизнул окровавленную морду и, развалившись рядом с соседкой, стал требовать новых ласк. Повернувшись к ней огромным пузом, выразительно зарычал. Уговаривать Тамару не пришлось.
– Брюхо, так брюхо, что угодно, только не ешь! – бормотала она под нос. Зверь довольно похрюкивал, и изнеможенная Томка не заметила, как отключилась. Сколько она проспала – неизвестно, но проснулась от мучительной жажды.
Хрюша дремал рядом, согревая теплом, и потревожить его сон она побоялась. Пить хотелось сильно, но жить – еще больше, поэтому, стараясь не шевелиться, закрыла глаза и попыталась снова заснуть. Томка была разбитой, обессиленной, словно на ней весь день пахали, руки от перенапряжения тряслись. Сон не шел, и тогда она решила, пользуясь случаем, рассмотреть соседа по жилплощади внимательней. Разглядывать лежа было неудобно, но звериная морда лежала совсем рядом.
Темно-серая шерсть, скорее всего из-за грязи, большие висячие уши, пятак, крокодильи зубы, складки на морде… Хрюша не был совсем уж уродом. Если бы не кровожадность и зубастая пасть, его можно было бы признать нормальным животным, как свинья или носорог, но все же было в нем что-то такое ненормальное.
Томка не могла понять, что же в нем самое страшное. Конечно, костяные наросты на спине, как на хвосте крокодила, добавляли жути, но дело было не в них. Размышляя и рассматривая все, что было видно из лежащего положения, она не сразу заметила, что зверь тоже наблюдает за ней.
«А-а-а!!!» – чуть не заорала Тома, когда поняла: самыми устрашающими в нем были глаза, в которых читались жесткость и подобие людского интеллекта. Пусть он был далек по развитию от человека, но наблюдательность и животный разум позволяли ему читать некоторые Томины мысли. Во всяком случае, иногда ей так казалось.