- Тогда зачем ты пришла?
- Хочу, чтобы каждый в общине знал, что я делаю это…
- Тогда, пусть штраф в тридцать монет станет тебе наказанием до следующего раза. Иди!
- Благодарю! – зарыдала старуха и силы оставили ее. Обратно в толпу ее оттащила родня, почти бесшумно и осторожно.
А следом в круг ползли все новые и новые фигуры. Люди рыдали, лежали на животе, тянули к нему руки, хватали за плащ… Тома смотрела на толпу, которую накрыла истерия и не могла понять причину их поведения. Хотя всеобщий мандраж, нервозность и накал передались и ей. На душе стало тревожно.
От нервов она тоже была готова расплакаться, поддаться всеобщей истерии. Чтобы этого не произошло, Тамара закусила губу и сжала кулаки. Внезапно, она почувствовала на себе взгляд, а когда подняла глаза, встретилась с Ним взгляом. Он смотрел на нее отчужденно, сурово, с насмешкой и Томка поняла, что он зовет ее в круг, каяться! У нее волосы встали дыбом!
"Нет! Мне не в чем каяться!" – кричала она самой себе и вложила в свой ответный взгляд все упрямство, обиду и возмущение. Однако, когда он отвернулся, Тома почувствовала, что слишком сильно сжала кулаки и ногти больно впились в кожу. Больше он на нее не смотрел.
Люди продолжали каяться в зависти, клевете, мелком воровстве, в обмане. Томка устала. Она чувствовала себя грязной, испачканной и очень уставшей.
"Представляю, как ему тяжело, если это его работа. Невольно циником станешь, подозревающим всех в грехах." – она уже хотела тихонько отползти назад, но позади ряды были слишком плотными, незаметно уйти не получилось бы.
Люди продолжали стоять на коленях. Когда поток кающихся иссяк, Тома вздохнула с облегчением. Пока кроме штрафов да порки люди ничего более ужасного в наказание не получили. Но и этого ей оказалось достаточно. Однако это был не конец.
Раздался тихий голос, услышав который, толпа зароптала. Перед Братом на коленях стоял один из старейшин – Луз. Если раньше Томка помнила его как упрямого, надменного пожилого мужчину, то теперь перед собой она видела рыдающего старика.
- Я виноват перед своим братом. Это я заносчивостью и чванством подтолкнул его к зависти и воровству. Я уговорил его нарушить закон. Я оклеветал невиновного человека. А еще… - он вытер слезы. – я хотел скрыть свои прегрешения.
- Разве это все? – голос Брата был холоден и брезглив.
- Еще я соблазнял чужих жен, подкупая их дарами.
- Я услышал тебя. Отец прощает тебя, но за нарушение закона две трети твоего имущества отойдет общине. Твоя душа и твоего брата полны грехов и всего лишь одной капли не хватает, чтобы переполнить меру. Но раскаяние осветлило тебя. И твой брат отдаст половину имущества, но отныне ему не быть старейшиной. Иди.