По Долону сложно было предугадать, чего ожидать и к чему готовиться. От сильного напряжения рядом с ним Мит сильно устал и чувствовал себя измотанным. За сутки, Брат ни разу не нагрубил ему, не повысил голос, даже, наоборот, был выдержан и спокоен, но только от одного его угрожающего цепкого, проникающего взгляда он чувствовал себя тревожно и не безопасно. Он сильно нервничал, в нутрии все сжалось от страха, однако стоя радом с Долоном, не думать о нем не мог. Как назло, гадкие мысли о Брате стали назойливее лезть в его голову.
«За свой дурацкий язык и дурные мысли огребу или, хуже того, этот отомстит!» – в сердцах сердился охранник сам на себя. Навязчивые мысли из-за паники стали еще паскуднее.
«О, Боги! - воззвал он, когда заметил, как Долон снова пронизывал его своими черным прищуренными глазами из-под лобья, брезгливо морщил нос. Но на мгновение Миту казалось, что ноздри Брата расширялись от ярости. – Надеюсь, скоро он уедет и больше здесь не появится! Пусть любой другой, только не этот!»
Долон дождался, когда фигура Тамаа скрылась за поворотом, а потом сухо произнес:
- Пора.
Ничего объяснять не требовалось. Мит знал, что это значит. Повернувшись кругом, они вернулись в казематы.
Стража сурово и жестко выкручивала руки каждому заключенному, связывала крепкой колющейся бечевкой и привязывала по очереди к толстой, плохо выструганной жерди. А потом, подгоняя увесистыми ударами, повела их по ночным улицам к восточной окраине города.
Идти было не далеко, но свой последний путь осужденные преступники брели не спеша, желая перед последним вздохом вдоволь надышаться свежим прохладным воздухом, который казался им таким сладким, желанным, дорогим. Грубые пинки подгоняли процессию, но не так скоро, как хотелось бы голодной и уставшей охране, измученной за долгий день.
Приговоренные к порке и оплате греха монетами, тащились в конце колонны, но тоже были сурово связаны и у них вид был не намного лучше, чем у разбойников, осужденных на смерть. Каждый знал, их ведут на место грядущей казни, чтобы показать, какая судьба ожидает тех, кто не раскается и не вернется на светлый путь. Приговоренные шли молча, но Ета не мог сдержаться от досады и злобы и обратился к Чову, шедшему впереди:
- А трус-то убежал! Поди, еще мой тайник обчистит и до Палы твоей доберется. За все мразь отыграется! Чтоб он долго мучился, перед тем как сдохнуть!
Шедший впереди дернулся и замедлил движение и без того еле плетущейся процессии. Снова наградив всех ударами, охрана навела порядок и путь продолжился. Однако Чов начал отчаянно крутить головой по сторонам.