Значит, безумный полет в ночных тучах не пригрезился?..
Спросить бы, да язык не слушался. От головокружения мутило, руки плетьми висели вдоль тела.
Кто-то следовал за ним. Андрей слышал мягкую поступь и шелест ткани. И, признаться, не горел желанием оборачиваться, ибо ничего доброго конвоир не сулил.
Вскоре, по мере приближение к окраине города, местность изменилась. Должно быть, он вновь провалился в небытие, потому что неожиданно перед глазами выросла суровая громада часовни. Среди трех сливающихся друг с другом построек доминировала центральная. Ее купол венчала башенка с окнами. В четырех углах возвышались статуи — отсюда, снизу, сгорбленные фигуры напоминали уродливых горгулий. Фасад украшали резные пилястры, а окна — богатая отделка. По бокам часовню зажимали здания пониже. Слева — довольно скромный пресвитерий, справа — квадратное сооружение с вогнутыми стенами и круглым окном во фронтоне крыши. Однако успев приглядеться внимательнее, Андрей обратил внимание на ветхость и запустение, царившие вокруг: прямо у стен росли кривые деревца, каменный фундамент облепил мох, под ногами хрустели обломки кирпичей.
— Вот мы и на месте, — со сладостной ноткой удовлетворения прошелестел над ухом голос Асмодея. — А между тем нас уже заждались. Горят свечи…
Ноги сами понесли Андрея по лестнице к высокому порталу со старинными дверями, окованными ржавой решеткой. Над порталом на стене выделялся католический крест — начисто лишенный украшений символ, само воплощение аскетизма. Короткий взгляд на него отозвался в душе нестерпимой, выворачивающей наизнанку болью.
Створки тяжело, с лязгом раскрылись. Несколько принудительных шагов в кромешном мраке — и вот ещё одна дверь распахнулась перед Андреем.
В ноздри ударил удушливый смрад разложения. Тошнота скрутила желудок, и раз-другой вывернуло всухую.
Стены некогда украшали фрески и надписи на латыни — теперь над пресвитерием красовалась гигантская пентаграмма в круге с чудовищно уродливой козлиной мордой в центре. Лепнина местами отсутствовала, сколотая мародерами; штукатурку покрывали устрашающие художества. Вдоль левой стены вплоть до купола поднимались строительные леса — полусгнившие, местами развалившиеся, видимо, давным-давно брошенные. Портал, ведущий к алтарю, перегораживала круглая деревянная балка, установленная вертикально, к верхнему концу которой было прибито перевернутое распятие. На самом алтаре вместо неугасимой лампады горела черная свеча и красовалось блюдо с отрезанной и порядком подгнившей головой козла. Именно эта мерзость распространяла то ужасающее зловоние, от которого нещадно тошнило.