— Прекрати! — Андрей из последних сил зажмурился, отвернулся и уткнулся в жесткую обивку.
— Третий Осколок пойман, — произнес Азариил. — Асмодей не ведает о твоей способности чувствовать других на жертвеннике. И я был прав.
Он возвел глаза к потолку и надолго застыл посреди комнаты, отрешенный, погруженный в размышления — или молитву. Андрей уже успел прийти в себя и отделаться от послевкусия ангельского вторжения, а тот все не шевелился.
— Я должен отлучиться, — вымолвил он наконец после тягостной паузы.
— Опять? — сникла Варя, теребя пуговицы на кофте. — Куда?
— Скоро вернусь, — Азариил, как обычно, был до неприличия скрытен. — Постараюсь не задерживаться, — добавил он уже из прихожей.
И исчез.
— Между прочим, кто-то обещал достать денег! — крикнул разозлившийся Андрей в закрытую дверь. Но ответа не дождался.
* * *
К утру ангел не вернулся. Не вернулся и через сутки.
Загадочный Вениамин без лишних оправданий убрался восвояси. Варя предположила, что его приютили в монастыре, в братском корпусе, где располагалось училище, но хозяин квартиры Андрея интересовал мало.
Сидеть в подвале было тесно, душно и утомительно. Несколько дней подряд гудели мышцы, ломило кости, накатывали приступы головокружения и дурноты. Это паскудное болевое нытье — расплата за чудесное воскрешение из мертвых! — выматывало, злило и отупляло. Андрей жестоко страдал, лежа пластом на разобранном диване. Стоило прикрыть глаза, как память щедрыми, яркими мазками малевала устрашающие картины недавнего прошлого, изнуряя и повергая в безысходную тоску. Тут бы отвлечься, разогнать скуку и душевный трепет! Но из развлечений в комнате нашлось лишь чтение. Варя не преминула им воспользоваться — ну кто бы сомневался! Столько богословской литературы она, поди, нигде не встречала, и теперь наверстывала упущенное, лишь изредка отрываясь, чтобы вскипятить чайник или приготовить поесть. Андрей же, пролистав пару книг, лишь горестно вздохнул: труды святых отцов усыпляли на десятой минуте.
Дни тянулись за днями. От постной картошки с маринованными огурцами и чая с вареньем потихоньку начинало подташнивать. Варина фигурка, сгорбленная над книгой у стола, сделалась привычным сопровождением унылых, тягучих, как резина, вечеров, приправленных болью и страхом, переработанным в злость. Андрей ворчал, язвил, презрительно отзывался о книгах на полках и всячески срывал злость на диване, старой перьевой подушке и вытертом плюшевом покрывале. Варя терпеливо сносила его дурное настроение и продолжала читать, а по вечерам закрывалась в кухне и молилась. А ещё плакала. Андрей предпочитал не видеть ее слез, не слышать всхлипов. По кому она так безутешно убивалась? По нему, обреченному на вечные муки? Вряд ли. Он не находил в ее воспаленных глазах ни тепла, ни сострадания. Отстраненная, замкнутая, в мыслях Варя пребывала далеко от этого провонявшего плесенью подвала, тревога ее следовала за потрепанным синеглазым ангелом, бороздившим небеса обетованные. Андрей не пытался ее вразумить или пристыдить. И чувствовал, как постепенно между ними пролегает пропасть куда более глубокая, чем та, что разделяла в прежние годы.