«Я ангел Господень из чина Сил — среднего звена второй триады».
Лучшим, что вообще могло произойти с человеком.
А теперь он погублен.
— Прости, — почти молитвенно, мучаясь от ужаса и раскаяния, простонал Андрей. И зажмурился. И заснул, погребенный под толщей собственного горя.
* * *
Варвара не уходила: так и сидела на краешке кушетки, комкая в руках мокрое полотенце. Минуты текли за минутами, и она решила, что после всего пережитого он уснул. Азариил не собирался вводить ее в заблуждение недостойным притворством, но прежде, чем успел шелохнуться или открыть глаза, уловил отголосок горестных размышлений и невольно прислушался.
Варины мысли побороли природную застенчивость и стыд и вдруг наполнились неизбывной, безнадежной тоской. В них не было жажды обладания, и все-таки откровенности хватило, чтобы смутить неискушенного ангела. Он видел себя глазами праведницы. Смертную плоть, наделенную мыслимыми и немыслимыми достоинствами: каждую черточку своего лица, каждую линию, каждый штрих. Она находила его внешность привлекательной — что ж, с природой не поспоришь, и в этом угадывалась, скорее, закономерность, нежели противоестественность. Но восхищение не сводилось к телесному, оно простиралось куда дальше, охватывая и само ангельское естество. Варю влекла его сущность: непостижимая, нездешняя. Ее очаровывал божественный свет — крошечный осколок Неба, столь близкий сейчас… и неумолимо меркнущий.
Азариил не привык принимать человеческую любовь. Не заслуживал ее. Не для того был создан. Тысячелетиями он относился к себе как к функции, призванной славить Создателя и возвещать волю Его на Небесах и на земле. Он был вестником, проводником — одним из бесчисленного множества. На него щедро изливалась божественная благодать, однако она снисходила на каждого в ангельском воинстве, никого не выделяя, не возвышая…
Привязанность праведницы будоражила. Лишала внутреннего равновесия. Азариил давно искал в себе причину ее симпатии и не находил. И свыкся с мыслью, будто таким странным образом в Варе проявляется стремление к Царству Небесному, чьим косвенным олицетворением он мог представляться.
Впрочем, сидя рядом на кушетке, Варя не вспоминала о Царстве. Ее занимал лишь он один со всем, что в нем было, начиная с целомудрия и заканчивая палеными перьями…
Внезапно ее мысли вспорола короткая, яркая вспышка воспоминаний посмертного опыта — тех минут, когда тело лежало бездыханным на амвоне Всесвятской церкви в Москве, а душа просыпалась, готовясь к возвращению домой. Азариил в тот миг находился рядом, и праведница видела его настоящего, видела то, что не способны воспринимать смертные глаза. После воскрешения образ стерся из памяти, но впечатление сохранилось: радостное и одновременно мучительное, переросшее в чувство невосполнимой утраты.