— Ты хочешь сдаться? — ужаснулась Варя.
— От Бога не спрячешься, Варь. А ты, — он обратился к Азариилу, — может, ещё одумаешься и сам выполнишь приказ? Реабилитируешься в глазах начальства.
— Это ничего не изменит. Я уже видел ад…
Андрей с горечью поглядел на его раны, которые медленно рубцевались прямо на глазах.
— Не ангелы со мною такое сотворили, — возразил Азариил, по обыкновению листая чужие мысли. — Асмодей. Мы следовали на землю за тобой и подверглись нападению. Силы покинули меня, а бывший серафим склонял присоединиться к его воинству и выдать последний Осколок.
— Он мучил тебя? — руки сами собой стиснулись в кулаки.
— Вероятно, ему приятно так думать.
— Не понял.
— Господь попустил мне испытание.
— И как же ты вырвался?
Азариил наморщил лоб, вспоминая.
— Молился… и вдруг очутился здесь.
— Вот видите! — воскликнула Варя в лихорадочном возбуждении, вскочив с кушетки. Окровавленное полотенце с громким плеском бухнулось в таз. — Наши молитвы услышаны! Разве не понимаете? Бог не желает ничьей смерти!
— Спасения, судя по драконовским требованиям, тоже, — буркнул Андрей.
— Неправда!
Ох уж этот ее неутомимый оптимизм…
— Успокойся, Варь. Мне теперь безразлично, смерть или жизнь, ад или рай: то и другое одинаково опротивело за минувшие недели. Я устал. Надо выспаться, прежде чем умирать. Надышаться, так сказать, напоследок — потом возможности не будет.
Со словами: «Поправляйся, Зар», — Андрей вышел из хранилища.
Тошнотворная горечь сожалений жгла душу, внутри тяжелым, колючим комком возилась совесть, распирая грудь, срывая дыхание. Хотелось одного: забыться и не возвращаться в реальность уже никогда. Упав на жесткую постель в убогой комнатушке, подоткнув ладонь под щеку, втягивая носом сырую затхлость подземелья, Андрей ощущал себя лежащим в могиле: кромешный мрак обвился вокруг, как липкая мокрая простыня, над головой простирались тонны земли, в которой копошились черви. Ужас леденил кровь. От тревоги, подкатывавшей стылыми волнами, заходилось сердце. Отчаяние мутило рассудок. Перед мысленным взором не желало таять обезображенное ранами, жестоко изломанное агонией тело: грубые рубцы, бордовые подтеки, переломанные крылья, почерневший от крови рот, а в глазах — ни тени укора. Только какая-то затаенная, глубинная надежда и абсурдная радость: тихая, добрая, незамутненная, как у ребенка.
Андрей перевернулся на спину и проглотил комок нервной тошноты.
«Меня зовут Азариил».
Зар был лучшим, что случилось с ним со времен маминой смерти.
«Я послан, чтобы помочь…»
Лучшим — во всей его жизни.