Вытащил из самого дальнего угла самой дальней полки прямоугольную жестяную коробку, со странной робостью и благоговением обтер с нее пыль ладонью и провел пальцами по выпуклому цветному теснению. Когда-то в этой коробке умещались четыре баночки с чаем и никому не нужное ситечко «в подарок». На крышке красовалась улица Лондона со старинными фонарями, здания с башенками и повозка, запряженная лошадью, уныло плетущейся по брусчатке. Этой коробкой он когда-то поздравил маму с Днем Рождения, и та сохранила незамысловатый подарок как ценность: несколько лет берегла и, превратив в шкатулку, складывала туда всякие мелочи. После маминой смерти Андрей так и не набрался решимости заглянуть внутрь. До сего дня.
Время близилось к полуночи, а тип, читавший мысли и в мгновение ока вылечивший дикую мигрень, все торчал под окнами. И исчезать не торопился. Следовало бы вызвать полицию, но идея казалась неправильной и отчего-то даже губительной. В конце концов, кем бы ни была Светлана — шарлатанкой, гипнотизершей или настоящим демоном — взъерошенный спровадил ее легким движением руки. Существовала, правда, вероятность, что все трое, включая гремящего костями старика, действовали заодно. Но Андрей гнал ее прочь.
Опустившись на край постели, он устроил коробку на коленях и открыл.
Перед ним лежали мамины сокровища: обыденные маленькие вещички, старые и странные, имевшие ценность и непонятную прелесть лишь для нее одной. Несколько почтовых марок сверху, визитка, крошечный глиняный ангелочек из Плеса, разноцветные перышки, стеклянная статуэтка и два меховых пингвина. Брошка в коробке, пакетик с его, Андрея, молочными зубами — и их сохранила! Какие-то каракули — надо думать, нацарапанные его неловкими ручонками лет двадцать пять обратно. Газетные вырезки, бумажки с адресами и открытки, календари, блокнот, пуговицы, сломанные часы, так и не пригодившиеся батарейки. Детские фотографии, несколько писем. Андрей разглядывал все это со щемящей тоской и чувством полного бессилия. Руки дрожали, в горле застрял ком.
Наконец пальцы нащупали нужную вещь: серебряную цепочку и почерневший от времени крестик. Много лет назад, во времена бунтарской юности, он отдал его матери, заменив кожаным шнурком со скандинавскими, китайскими и славянскими амулетами. И вспомнил лишь теперь.
Он захлопнул коробку, сжал цепочку в кулаке. Он не поверил ни единому слову того безумца. Но крест не ярмо, шею не согнет. Быстро, чтобы не передумать, Андрей надел его и как-то стыдливо засунул за воротник майки.
Совпадение или нет, но кошмары его в эту ночь не мучили.