Варя робко присела на край стула, и водянистые старушечьи глаза мигом вонзились в нее, как гарпун.
— Борись, — твердо сказала бабка. — Грех это. Искушение великое и кощунство.
Варя вспыхнула, втянула голову в плечи, сжалась вся, как нахохленный воробей, под нестерпимым, безжалостно пронзительным, обличающим взглядом.
— А впрочем, твое дело, — словно признавая поражение, отступила старуха. — Ты вот как поешь, приберись тут: полы помой, половики вытряси, пыль вытри, — а я тебе кое-чего покажу потом.
— Мы до воскресенья останемся, — предупредил Азариил, по-прежнему стоя в дверях.
— И оставайтесь, — благосклонно кивнула бабка. — И дольше можете, но вряд ли получится. А в воскресенье в церковь сходим на Литургию, девочке причаститься нужно, да, во укрепление. А ты иди, святый, иди, ждут тебя.
Скрипнула дверь, и ангел действительно исчез. Андрей вытянул шею, выглядывая в окно, но на улице так никто и не появился.
— Водосток поправишь, — старуха ткнула в него пальцем. — Клетки кроликам починишь, воды принесешь, веревку бельевую натянешь, и тут, в доме, кое-что подлатать не грех. Вовремя мне тебя Господь послал, родной! Сто лет здесь хозяина не было.
Андрей оторопел, соображая, что в деревенской лачуге хозяин из него никудышный, однако в памяти всплыло пророческое изречение Азариила: «Поработаешь — поешь». Знал ведь, от начала все знал!
Пришлось покориться. После обеда, показавшегося с голоду царской трапезой, толком не придя в себя, он против воли разжился железнодорожной спецовкой в виде фуфайки с нашивками и ватных брюк и был выдворен на улицу чинить желоба. Зачем водосток в декабре — интересный вопрос, но у хозяйки по имени Евдокия на сей счет были свои соображения. Собравшись с духом, прихватив кое-какой инструмент, Андрей вскарабкался на нетвердо стоящую на земле лестницу и взялся за дело.
Ближе к сумеркам начался сильный снегопад, согнавший его с шаткой деревянной опоры. Продрогший до костей на ветру, с окоченевшими, обветренными руками, шмыгая носом, он вернулся в дом, испытывая странную робость и стараясь не шуметь. В прихожей и кухне было темно. Разноцветный свет струился сквозь витражное стекло двери в дальней комнате. Где-то работал телевизор: это малыш Тимка, правнук Евдокии, смотрел мультфильмы. Потоптавшись на пороге, скинув ботинки, Андрей громко чихнул и замер, прислушиваясь.
Старуха не заставила себя ждать.
— Простыл, — констатировала она, даже не взглянув на гостя. — Это ничего, это правильно: значит, душа очищается, закаляется в невзгодах, отмывается от грязи. Плохо тебе?