— Отопри, — он отлепился от стены и развернулся лицом к двери, глядя на нее как баран на новые ворота, со всей решимостью добиться своего. Он привык получать желаемое.
— Нет, — уперся Азариил.
— Почему?
Молчание.
— Богомолки с минуты на минуту вернутся. Скоро шесть. Открой.
— Нет.
— Я должен протопить баню к их возвращению.
— Здесь вполне тепло.
— Да что ты понимаешь в температуре?!
— На термометре сорок пять.
— Вот-вот! Это не тепло, Зар, для них это уже жарко.
Андрей подождал, но ангел молчал. И больше не стучал ковшиком, не гремел тазом, не плескал воду.
— Ну пожалуйста, — неожиданно для себя самого Андрей вдруг принялся канючить, как дите, перед которым помахали вожделенной конфеткой — и спрятали в сервант: — Ну что тебе стоит? Ты и тень-то всего раз показал. Жалко для меня своей неземной красоты, да? А-а, понимаю. Я урод, на мне язва Аваддона. Убогий, недостойный человечишка. Со свиным рылом в калачный ряд не лезут.
Полный горечи голос оборвался на трагичной ноте.
— Не изводи себя напрасно, — проникновенно посоветовал Азариил. — Нет греха, который Господь не в силах простить. Дело не в тебе.
— А в чем?
Азариил вновь промолчал.
— Ну и иди в пень, — буркнул Андрей с досадой. Развернулся и покинул предбанник.
Ветер глумливо дунул в лицо ледяными брызгами. Настоящий плевок, личное оскорбление! От былого благодушия не осталось следа. Стянув с себя в прихожей промокшую железнодорожную куртку и скинув нога об ногу ботинки, он протопал в спальню, ворча под нос:
— Подумаешь! Не больно и хотелось!
Андрей вдруг почувствовал, как сильно устал. Несколько дней неосознанного ожидания и тщательно маскируемой под безразличие тревоги, несколько дней подавленного страха и напряжения, когда не знаешь, чего ожидать — дружеского приветствия или ножа в спину «по приказу свыше», — выжали из него много сил. Теперь Азариил вернулся, и подспудное волнение отпустило.
Отдернув покрывало на кровати, Андрей вздрогнул, когда что-то белое взметнулось в воздух, и бездумно поймал двумя пальцами невесомую пушинку. Поднес к глазам и следующие полчаса безуспешно пытался представить, такие ли росли на ангельских крыльях. Пушинка была красивая, но, повертев ее в пальцах, Андрей заключил, что все же недостаточно красивая для ангела. Не хватало света, одухотворенности, идеальности… хотя идеальным Азариил с его вынужденной телесностью никогда не казался, да и одухотворенным — крайне редко, разве только в проеме царских врат.
Андрей повалился на кровать и, закинув руки за голову, уставился в потолок. В соседней комнате, где обычно спала Евдокия, горели лампады. Их призрачный, туманный свет завораживал. Под шум непогоды ни о чем не думалось и ничего не хотелось.