— Его барин вообще зверь был, — продолжила Таня, — он даже замужнюю женку мог приказать к себе отвести, если ему она больна приглянулась, говорили, соседка моя, Степановна, в юности больно хороша была, ее барин в услужение взял, но она умудрилась как-то выскочить замуж за углежога одного, чтобы защита ей была… так не посмотрел на то барин… пришли однажды от приказчика, прям из избы мужниной увели. Парень, конечно, попытался жену спасти, в драку бросился… да что он один супротив пятерых? Батогами его забили. А как Степановна домой вернулась поутру, нашла его искалеченным. На ноги он больше не встал, а она, сказывали, не утопилась только потому, что не на кого была горемыку оставить, кому он калечный нужен? Так и жили они…
Таня губу прикусила, и взгляд ее зеленый затуманился от воспоминаний, она нахмурилась, будто больно ей было говорить, но и в себе держать не хотелось.
— Я в тот вечер валенок через забор кидала… гадание такое было, куда он упадет, с той стороны и жених придет, — вздохнула дочка Малахитницы, теребя косу свою, — он и пришел… приказчик проклятый этот. С гостинцами, пряниками да леденцами, с тканями дорогими… Матушка его прогнала, ещё и пригрозилась, что самой Хозяйке пожалуется на то, что он своевольничает. Вот после того Тимку моего и привалило на вырубке… Надо же, имя вспомнила!
И Таня лицом просветлела, потянула Снежку на поляну, улыбаясь весело. Глаза стали яркими, как листья хмеля, которые по легендам таинственной силой наделены были. Не зря именно его шишками молодых на свадьбах в древности осыпали. Вьющиеся лианы ползли по низкому колючему кустарнику, по траве змеились, свиваясь кольцами, и молодые побеги, из которых салаты да щи люди делали, цеплялись за подолы юбок, но не могли остановить бегущих девушек.
Как будут объяснять свое появление у костра — Снежка с Таней не думали, впрочем, о том не стоило переживать, многие духи лесные выходили на звон колокольцев да песни гармонистов, и люди всегда привечали тех, кто из сумерек к ним шел.
Лес вокруг наливался густой синевой, из оврагов туман наползал, и тьма заполоняла мир, заливая его красками заката, отчего казалось, что пожарище на острых верхушках елей разгорается. Полыхали они, а синь со всех сторон хлынула, пытаясь погасить все, взять в полон свой сумеречный.
Начались заросли ивы и ольхи — среди них чаще всего хмель и рос, и сейчас, когда стремительно темнело и каждый шорох стал отчетливей слышаться, казалось, оживали побеги зеленые. Виделось — ползут змейки юркие по травам да цветам, и ведут эти змейки к костру, что приветливо разгорелся в лесу, окутанном вечерними сумерками. После трудового дня уставшие люди собрались возле огня, чтобы песни петь, байки травить, да пару себе присматривать. И сейчас, когда стихла гармонь, которую Снежка с Таней слышали издалека еще, принялся какой-то парень сказки сказывать.