Он прикрыл глаза. Выудил из податливого мозга всё, что можно: образы, воспоминания, слова, знания, эмоции. Выжал досуха. Не так уж и глуп этот жалкий воришка. Всего лишь опустившийся тип — бывший учитель и писарь.
Он подгрёб у него немного больше, чем рассчитывал, но этого не хватило. Поколебавшись, вонзил зубы и втянул в себя горячую кровь. На мгновение зашумело в ушах.
Совсем чуть-чуть. И ещё глоток. Хватит.
Остановился. Провёл пальцами по ранкам и аккуратно уложил тело на каменную мостовую.
Встал, осторожно вытянул из-за пазухи мерцателя и посадил его на землю. Не спеша разделся догола и преобразился — принял человеческий облик. Снял с пьяницы одежду и надел на себя. Вещи оказались почти чистыми, аккуратными. Скромный покрой, никаких излишеств. Чувствуется заботливая женская рука. Скорее мать, чем жена. На первое время сойдёт.
Зверёк нырнул за жилет и пискнул.
— Не до тебя сейчас, дружище, — буркнул, тщательно складывая свои вещи. — Терпи. Разберёмся и выкарабкаемся.
Распрямился и, пошатываясь, пошёл по тёмной улице, понимая, что нужно где-то спрятаться и отдохнуть, чтобы прийти в себя, пережить преображение и регенерацию.
Вот то, что нужно. Почти идеально. Открыть тяжёлые двери не составило труда. Темно. Пахнет металлом и чем-то едким, но приятным, как на его вкус.
— Здесь и упадём, — простонал, устраиваясь поудобнее на холодном твёрдом полу. Завтра. Всё остальное завтра. Из сегодня нужно выжать всё, что можно, а думать, как выкрутиться, — потом.
С этой мыслью он и уснул. Сладко и спокойно. Как всегда. Другая реальность — не повод нервничать и сходить с ума.
Глава 1 Неожиданности в день рождения
«Сложней всего договориться с собой», — так говаривал папа, наставляя указательный палец мне в грудь или протыкая им небеса.
— Эренифация! — вскрикивал родитель грозно, и от его зычного голоса со зловещими раскатами звука «р», ёкало не только сердце, но и заходились дурным лаем собаки в окрестностях.
Не обязательно папа злился. Чаще всего, хотел сказать нечто важное. Но в такие мгновения ему срочно нужна была я, а потому он распрямлял плечи и гаркал во всю мощь. Мощи в папиной груди и голосе хватало, а потому к традиционным крикам привыкли все. Кроме собак, естественно.
Эренифация — это я. Только в гениальную папину голову могла прийти мысль назвать меня в честь прабабки, которая умерла задолго до моего рождения.
Возможно, знакомые и соседи давно забыли бы моё полное имя и звали вполне мило и кратко — Рени, но не тут-то было! Обожаемый родитель не оставил ни малюсенького шанса отделаться от старомодного громкого пафоса, который забавлял и веселил округу.