— Я маленькая была. Не знаю, чего она говорила.
— А! — сочувственно вздохнула странная собеседница. — И чего делать будешь?
Я повертела головой.
— А, можа, получится как-нибудь узнать: есть ли где родна душа?
— Вряд ли.
Выхода из своей беды я не видела. Если только отсидеться ночью на кладбище, под утро украсть где-то платье и только потом добираться в Нормеров…
Я поежилась от холода, и Чернушка, как я назвала про себя собеседницу, сунула руку за оградку ближней могилки и достала оттуда затасканную, потертую рогожу.
— На. Всяко теплее будет.
Ага, вот пусть не рассказывает, что случайно на кладбище забрела. Костерок есть — основательный такой, с выложенными кругом камушками. Облюбованные валуны и тайничок со шмотьем в склепике. Надо бы поинтересоваться — с кого рогожа…
— Не страшно тут одной ночью? — зашла я с другой стороны.
— Неа, — беззаботно ответила Чернушка, а, спохватившись, поспешила добавить: — Да я ж разок-то!
— Ага, — поддела я. — Нравится тебе тут — твое дело. Я бы одна от страха померла.
— А чего бояться-то? — пожала она плечом. — Деревенские лишний раз не ходют. Тихо тут. Никто не шпыняет…
— А там шпыняют?
— Угу.
— И ты бедолага, — пожалела я нас, и от ласкового слова Чернушка оттаяла. Эх, простая она, как три копейки. По глазам вижу, что хочет чего- то сказать, но отмалчивается. — А у тебя родня есть?
— Тетка, — ответила она с грустью. — Да муж у нее пьяница, вечно бранится. А то и лапы тянет. Обзывает палкой, а за зад иной раз щипнет. Тетка бесится. А нужон он мне?
— Не нужон?
— Неа.
— А тут у тебя кто-то из родных лежит, да?
— Деда. Да мамка.
Мне так жалко ее стало, как саму себя, и я ляпнула:
— А пошли со мной. Если жених примет, и тебе место найдется. А если нет. так…
— Обоим поддаст? — улыбнулась она беззлобно. На небе появилась луна, и теперь я могла разглядеть ее лицо. Молодая, но точно не подросток. Большеротая, некрасивая, угловатая, в застиранной курточке — в общем и ее жизнь не сахар.
— Ага, — кивнула я.
— Как звать-то его? Мож, знаю такого?
— Тирс.
— Дядька Тирсак? Да у него ж зубьев уже нет!
— Нет! Тирсу тридцать, рыжий.
— Неа, не знаю.
Мы долго сидели у огня. Чернушка рассказывала про соседей, какая у кого репа растет. Чем ее поливает бабка Арпа… Не скажу, что интересно, но я была несказанно счастлива, что этой ночью встретила именно ее. Особенно, когда она — добросердечная душа поделилась своей запасной рубахой.
— На, — протянула мне. — Мочи нет смотреть на тебя голую.
— Вот была бы я мужуком, — пошутила я.
— Будь ты мужуком, не любезничала бы с тобой, — насупилась Чернушка, теребя кончик смоляной косички.