— И что бы сделала? Пыжа натравила?
— Я могу за себя постоять! — возразила она гордо. И уже хотела было рассказать каким образом, но спохватилась и замолчала.
— Рассказывай уж, — посмотрела я на нее проницательно. На что собеседница прикусила губу, а потом после некоторого колебания тихо произнесла:
— Ахошь… с родней поговорить?
— И так от них едва ноги унесла.
— Да я про мамку… — она опустила глаза и, не моргая, наблюдала за огненными языками, лизавшими сухие ветки в костре.
— А можно?!
— Иной раз выходит.
— Хочу!
Чернушка посмотрела на луну, прикрытую темной тучкой, и ответила:
— Тогда жди.
— А где ты этому научилась?
— От деда, — она шмыгнула и вытерла нос рукавом.
— А чего отпиралась, что магиня?
— Да какая магиня! — вздохнула она. — Так, призвать могу иногда. Да и запретно это дело.
— Запретно?
— Да ты впрямь не здешняя! — всплеснула Чернушка тоненькими ручками.
— Думала, я вру?
— Так врешь же! У тебя кожа белая, во как сияет. Руки гладенькие, как у младенчика. И ноги — на каждой кочке охаешь.
— А мне хорошо жилось, пока жених на голову не свалился.
— Поди ж, красавчик? А то б не подалась в чужие края.
— Пф-ф! — фыркнула я. — С лица воды не пить…
Чем дольше мы общались, тем больше мне нравилась Чернушка. И даже ее простоватая грубость и излишняя прямолинейность не отталкивали. По сравнению с людьми из высшего света — она сама искренность.
— Как тебя зовут-то? — спросила ее вновь.
— Мрита. А тебя? Мне надо для призвания родных.
— Тиа, — все же не рискнула я сознаться. Вера — слишком редкое имя в Диртии, опасно.
— Ну, смотри, Тиа! Если не выйдет — сама виновата. Но крови должно хватить.
Едва услышала, что требуется кровопускание, я побледнела. Мрита же, хмыкнув под нос, ловко наклонилась ко мне, быстрым движением сковырнула ссадину на моей коленке, и все — капелюшечка крови выступила на коже.
— Трусиха! — она осторожно мазнула ее пальцем, растерла по своей ладони и дунула на странный знак. — Теперь не мешай и жди!
Ждать — так ждать. Я замерла, прислушиваясь ко звукам. Убаюкивающе пиликали сверчки. Шелестели крыльями редкие мотыльки, над ухом зудел комар… Иногда листья от ветерка шуршали… Ничего особенного, но я — трусиха неимоверная, поэтому дрожала, ожидая встречи с призраком.
Вдруг на Пыже вздыбилась шерсть. Он резко вскочил, зарычал и начал пятиться от костра.
— Пыжок? — насторожилась и Мтира. Привстав с валуна, она, не моргая, всматривалась в кусты, с которых не сводил глаз пес. Я тоже пыталась рассмотреть что-нибудь, но тут и с другого края поляны послушалось шуршание. И оттуда выползло нечто облезлое, подгнившее и белесое, отдаленно похожее на давно сдохшего дога…