— Я очень удивлен, что вы, несмотря на растерянность, проявили бдительность. Вы достойны похвалы.
— Благодарю.
Когда карета подъехала в особняку Нормеров, я высунулась в окно, и привратник сразу же открыли ворота.
— Вы часто бываете у Нормеров? — удивился старик.
— Я их гостья.
— Я полагал, что невеста.
— Тот, кто решился на преступление — совершил его из ревности, неверно полагая, что я лиера сердца викарта или невеста.
— А нет? Вы шли с букетом белых гааров.
Только появление викартессы спасло меня от расспросов.
Увидев взволнованную хозяйку дома, Ворвик ринулся успокаивать ее. Он взял ее за руку, будто они хорошо знакомы, и, глядя в глаза, заверил:
— Многоуважаемая лиера, все хорошо. Мальчику, конечно, досталось, но все заживет.
— Тирс! — Эдалина бросилась к кэбу.
Мне было искренне жаль ее. В какой-то мере я чувствовала себя виноватой. Но, с другой стороны, рыжий сам выбрал себе в невесты редкостную дрянь. Вот чувствовала я, что это ее проделка.
Уже скоро гость стоял в гостиной, а Эдалина держала его за руки.
— Я вам так благодарна, леер Ворвик! Как я могу отблагодарить вас?
— Да что вы! Что старику надо? — смущенно улыбался он.
— Я чувствовала, что что-то случится, и не поехала с ними! Это моя вина!
— У меня только две руки, с троими я бы не справился, — пошутил Ворвик.
— Я вам неимоверно благодарна. И не отпущу вас, пока не смогу хоть как-то отблагодарить.
Гость помолчал, потом лукаво посмотрел на викартессу.
— Если только позже, когда викарт поправится, я бы с радостью прокатился на скаперте.
— Конечно! — обрадовалась викартесса. — Мы будем рады видеть вас в любое время. Не откажетесь составить нам компанию при поездках за город…?
Пока они общались, я решила навестить рыжего. Гареда сообщила, что он пришел в себя. Когда я вошла в его комнату, Тирс лежал на постели, накрытый салфеткой, смоченной в целебном бальзаме. Ничего не видел из-за нее, но мои шаги опознал.
— Веа?! — прозвучало жалко.
— Я. Пришла выразить вам…
— Сосадание? — перебил наглец.
— Протест! Думаю, вам следует серьезнее относиться к выбору невест. Обиженная женщина — очень опасна! — вот, снова он выглядит, как облезлый кот, но все равно держится гордецом. Глупый.
— Это вы по себя или по рафиню? — говорить ему было трудно, и все же рыжий попытался острить.
— Вы поступили глупо.
Райский замолчал. И после паузы произнес совсем иным тоном:
— Я виноват пеед вами, Веа.
— Давайте без пафоса, — оборвала его. — Без красивых обманчивых слов и вашего наигранного тембра соблазнителя. Вы вызываете у меня только жалость.
Рыжий снова замолчал, а потом выдохнул грустно: