— Зачем?!
— Затем, что мертвое тело нечисти ни к чему. И она полетела бы за новым. А я бы погналась за ней и не успела бы тебя вернуть. Я умею, — добавила в ответ на изумленный взгляд, — убивать и возвращать, но я не Господь-бог, чтобы успевать везде и всегда. И возвращать тоже не всегда получается. Это тебе понятно?
Понятно было. А еще было досадно. И обидно. И один аргумент для возражения Стёпа нашел.
— Относишься ко мне, как к пятилетнему ребенку… — проворчал недовольно.
— Если бы я относилась тебе как к пятилетнему ребенку, — я отпустила его руку, подняла с земли сумку и украдкой отряхнулась, — то сняла бы штаны и отлупила, и «вампира» бы не постеснялась. У меня в семье так: папа — добрый волшебник, а мама — злая ведьма. Я не сторонник рукоприкладства, но иногда дети иначе не понимают. И ты, похоже, не понимаешь. И скажи спасибо, что ты — не мой сын и лет тебе больше, чем ему. Еще вопросы, кроме личных?
— Когда в Долину смерти? — его авантюрный нрав требовал подвигов.
— Стёп, тебе машины мало? — я пошла по тропе прочь из парка, попутно собирая растрепавшиеся волосы в привычный пучок.
Если в городе появляются бесы и просыпаются «мухи»… Страшно представить, что творится вблизи капища.
— А я ее не помню, — коллега догнал меня и пожал плечами. — Я тот вечер вообще не помню. Я был уставший после смены и, наверно, задремал. Наверно. Не помню. Помню ночь. Дорогу. И тебя. Всё. И — нет, — он заметил мой косой осуждающий взгляд, — не мало. Склонности к самоубийству не имею, хотя ты явно думаешь иначе.
Он помолчал и тихо добавил:
— Мар, я хочу помочь. Я многого не знаю, но думать умею. И человека с проблемами вижу сразу. Ты сказала о проклятье, ты кого-то ищешь… Того, кто тебя проклял? Чтобы снять проклятье? Да, от меня немного толку, но он есть. Первую помощь после драки я тебе точно оказать смогу, и не говори, что она не нужна. Если бы была не нужна… если я был не нужен, ты давно меня послала. Значит, нужен. И могу помочь. Ты из гордости отказываешься или чего-то боишься?
— Нет, я не гордая, — я рассеянно прислушалась к голосам из кустов — «изгоняющее» заклятье спало, и снова люди потянулись к романтике. — Гордостью сыт не будешь. Мне не хочется опять за минуту собирать из пятидесяти пяти кусков мяса одного живого человека, и ставить каждый кусок на место, и надеяться, что не убью. Сложное целительство — не мой профиль. Боюсь, Стёп. Боюсь, что не успею защитить. Или не смогу собрать.
— Пятьдесят пять кусков? — он улыбнулся. — Звучит… Я буду послушным.
— Нет, не будешь.
— Нет, буду.