Хотел попенять себя еще парой бранных слов, но разум помутился, а ящерка так резко кинулась ко мне, что сделалась размытым пятно в глазах.
— Эдавиан, Эдавиан, не смей засыпать! — закричала она, хлопая меня по щекам, а мне было уже все равно, жутко захотелось провалиться в сон, но только голос ящерки еще держал меня в сознании.
— Сынок! — послышалось издалека, — МАГИ, СЫНОК! Спасите его! — Вот и мама, опять будет жутко переживать за меня, — София спаси его, София, молю тебя.
— Мне нужно в подвал, я слишком слаба, чтобы справиться самой..
Это последнее что я услышал, а дальше глубокая и непроглядная темнота.
Дикий холод, кажется, пробрался до самых костей. Я приоткрыл глаза, и уставился на тускло освещенный потолок подвала, начиная перебирать варианты того, где я мог находиться. Стоило слегка повернуть голову и рассмотреть знакомые стены, как все в стало на свои места- я лежал в королевской сокровищнице. Но смутил тот факт, что сундуки, стоящие обычно ровными рядами на каменных выступах, отсутствовали. Я развернул голову в другую сторону и уткнулся в лицо ящерки, лежавшей возле меня с закрытыми глазами. В полной тишине холодного помещения мы находились совершенно одни, и вокруг царило такое спокойствие, что даже шевелиться не хотелось.
Улучив момент, стал рассматривать лицо Софии, такое умиротворенное и спокойное, что где-то в душе защемило. Теперь она казалась совсем еще девчонкой, маленькой и наивной, с пушистыми ресницами, под которыми только веснушек не хватало, аккуратным сопящим носиком и пухлыми губками. К слову губы мне не понравились, потому что отливали фиолетовым. Я напрягся. Осторожно приподнялся на локтях, пытаясь сообразить, что же мы тут делаем и почувствовал, как спина всколыхнулась жалящей болью, резко заломив во всех, будто укушенных, местах. Заведя руку за спину, стал чесать саднящие места и услышал глухой звон метала. Оглянулся и понял, что с меня посыпались золотые монеты прилипшие к коже. Да и вообще, вместо перины подо мной оказались сокровища из валявшихся на полу сундуков. Теперь понятно ощущение в спине, будто спал на тысячи иголках, ведь одно дело лежать только на плоских монетах, а другое, когда тебе в ребра врезается то край от кубка, то зазубрины от какой-нибудь короны. Кто вообще мог оставить меня лежать на этом?
Посмотрел на Софию, и ей, кажется, мирно спать ничего не мешало. Она свернулась калачиком, обнимая себя руками и коленями прислоняясь к моему бедру. Лежала все также без одежды, покрытая множеством ранок со спекшейся поверх кровью, на более глубоких порезах виднелись тонкие пленки кожи, да и то не везде.