— Давай, Света. Как я люблю, — тихий приказ, хотя на дне его взгляда в тот момент полыхал огонь.
Послушно принимаю его в себя, веду языком по уздечке, заглатываю ствол на всю длину, и он рычит от нетерпения.
— Быстрее!
Совершаю несколько быстрых движений, но Самиру этого мало, и он, сжимая в руке мои волосы, толкается глубже. Упругая головка упирается мне в горло, и я покорно выполняю его желание, заглатывая глубже, пока не начинаю задыхаться.
Самир зол. Я чувствую его ярость кожей. Ощущаю её в каждом его прикосновении. И причина его гнева не я. Он стал другим, когда женился на этой девушке. Совершенно. Не то чтобы ему не была присуща жестокость, нет… Была. Но раньше это проявлялось по-другому. Я видела жажду в его глазах, видела, как сильно он меня хочет. Сейчас же это был совсем чужой человек. Он трахал меня в рот со звериным оскалом, при этом желания в нём не было. Лишь неуёмная ярость, которую он никак не мог заглушить. Он словно отрывался на мне…
А я падала всё ниже. Медленно и мучительно погибала во мраке его взгляда. Даже если этот мужчина растопчет меня, сожжет моё тело и душу, я всё равно буду любить его. Всегда. Вечно…
Я никогда не забуду те дни, когда он вытаскивал меня из ада. И что бы ни случилось, в моём сердце всегда будет жить тот Самир, который протянул мне руку помощи и выдернул из страшного кошмара.
Пять лет назад:
— Ну, давай, милая, скажи мне, куда тебя ещё трахнуть? — приторно-гадкий голос прорывался в моё подсознание, заставляя проснуться. А я не хочу просыпаться. Потому что во сне моё спасение. Наяву же — ад. Страшное, жуткое чистилище.
— Прошу… Не надо… Умоляю, — из горла вырывается лишь невнятный хрип, потому что он душит меня. Проклятый ублюдок, что ломает моё тело, а с ним и дух уже пятый день. Странно… Я проваливаюсь в беспамятство, отключаюсь от реальности, пока меня снова не приведут в чувство, но чётко определяю время суток и количество нескончаемых часов издевательств.
— Моя маленькая сууукааа, — тянет противно, мерзко. Мне хочется разодрать ему рожу, но руки стянуты наручниками так сильно, что холодная сталь врезается в мясо. Я хочу плакать, но слёз больше нет. Они иссякли. Высохли, как и моя душа. — Давай, раздвигай свои ноги, тварь, — и делает это сам. Силой. Грубо, больно. Стыда, правда, уже не ощущаю. Этот порог я переступила дня три назад.
Он наваливается на меня своей воняющей потом тушей, и в промежность врезается его толстый член. Я кричу из последних сил, впиваюсь ногтями в мерзкую харю, но один сильный удар мгновенно выбивает из меня волю к сопротивлению. Чувствую, как из носа льётся что-то тёплое, а перед глазами прыгают черные точки.