Репей в хвосте (Стрельникова) - страница 80

— Постой долдонить. Толком говори.

— Это ж дочка Луневская младшая. Сидишь в своем лесу…

— Замолч! — опять рыкнул Медведь Иванович, и задумчиво осмотрел меня, словно прикидывая что-то. — На могилке-то хоть бываешь?

— Бываю, как не бывать? — улыбаясь от уха до уха, откликнулась я.

Ильченко тоже тихонько хихикнул, и строгий хозяин зыркнул на нас как на разыгравшихся не к месту детей. А я внезапно задумалась о существовании неких то ли астральных связей, то ли духовных сплетений, нитей судьбы, в конце концов. Мальчик, названный в честь похороненного заживо монаха, принявшего обет молчания, оказывается глухонемым… Кто чью вину искупает? Кто чей крест несет? Как и на ком отразится то, что мне и в этот раз удалось спастись, выжить?

— А? — это Ильченко дотронулся до моей руки, и я вздрогнула, словно просыпаясь.

— Сама расскажешь или мне?

Он явно горел нетерпением, и я, улыбнувшись, позволила ему посвятить друга в последние новости.

— Монах-молчальник, значит, — некоторое время спустя с оттяжкой проговорил Михаил Иванович и взглянул на своего Нику. Неужто подумал о том же, что и я? А потом: — Батюшку твоего, Мария, хоть и понимаю, но простить не смогу. Мы оба — и я, и Славка — Никите жизнью обязаны… Даже не знаю, чем можно искупить, восполнить то, что он для нас сделал с собой… Не знаешь? Может, и хорошо. А может… Дочь его должна уразуметь, что не трус он и не слабак, как твой отец решил. Просто… Ох, как все как раз и не просто-то… Не дай бог никому пройти через то, что испытал он. Я много раз думал — что бы стал делать на его месте. Так и не решил. Видимо для этого как раз нужно на его месте и оказаться-то… А ты, Славка, ты думал об этом?

— Да, — Ильченко помрачнел и как-то постарел. — Иногда думаю, отказался бы, иногда… А, не знаю!!! Не дай Бог! — и офицер Советской армии истово перекрестился на висевшую в углу иконку.

Я хоть и ничего не понимала из их недомолвок, почувствовала, как мороз пробрал по коже. Такие у них были лица, что… В общем, правда, не дай Бог! И хоть любопытство штопором ввинтилось в мозги, не стала, просто не посмела задавать вопросы.

— Ну ладно, — Медведь Иванович, а раньше, когда я немного знала его, рядовой Миша Панкратов, хлопнул себя по коленям. — Это все лирика, а вот что хотелось бы услышать, так это правду о том, что произошло с тобой, Мария Лунева, на самом деле. Ника сказал, за тобой охотились Петренковские олухи… Хотели помочь справить малую нужду или какие другие дела у них к тебе были?

Я отодвинула от себя чашку с недопитым чаем и задумалась. Откуда начать? И вдруг поняла — сначала! Это ведь Энск! Именно отсюда все, видно, и началось. Здесь проходила ватерлиния, разделявшая ту часть истории, что оказалась над поверхностью, и ту, что так и осталась под водой. Невидимой…