Лучше бы еще одну пощечину дал. Было бы не так больно. Вновь пытаюсь отстраниться, даже упираюсь кулаками ему в грудь, и вновь он не пускает, изучая выражение моего лица. Потом все-таки разжимает руки и отступает назад сам. Возле губ жесткая складка. Глаза темные, неподвижные.
— Я не стремился тебя этим обидеть.
— Вот как?
— Да. Просто хотел сказать, что со мной, когда ты рядом, происходит то же самое. И я не знаю, как с этим бороться. Вот сейчас так на тебя зол, что до чертиков хочется надавать тебе по физиономии, схватить за плечи и трясти, пока душу не вытрясу, причинить любую боль и в то же время, видишь, что творится?
Он хватает мою руку и прикладывает к своему паху.
— Мне надо тебя пожалеть?
— Нет, тебе надо сделать совсем не это.
Оглядывается по сторонам, пихает меня за выступающий угол гаража, а там кладет ладонь мне на макушку и начинает толкать мою голову вниз, одновременно выпуская на волю из своих штанов то, чем его так щедро наградил бог. Обычно он дает возможность действовать мне самой. Как-то смущенно пояснил, что в юности у него был случай, когда по неопытности он своим «прибором» (ну никуда от этого словечка!) травмировал своей даме сердца гланды, и ей пришлось даже обращаться к врачу… Но сейчас он похоже начисто забыл об этом. Двигается он так энергично, что в какой-то момент я даже отстраняюсь и начинаю кашлять, давя рвотный рефлекс. Но отдышаться он мне толком не дает. Кончает бурно, со свистом втягивая в себя воздух через стиснутые зубы. А потом… Потом Егор как обычно все портит. Смотрит сверху вниз, в глазах что-то подозрительно похожее на злость.
— Прости. Ничего не мог с собой поделать. Но, клянусь, постараюсь, чтобы больше ничего такого не было никогда.
Все-таки он дебил! Нет чтобы постараться, чтобы «такое»… ну быть может в не столь грубом исполнении, как раз было?! Но не умолять же его не отдаляться все больше, принять меня такой, какая я есть, перестав сравнивать с каким-то непонятным и однозначно недостижимым идеалом, не разводиться со мной, и не сообщать нашим общим друзьям с высокомерным видом: «Бывшая, Андрей Михайлович, бывшая»… Отталкиваю его от себя и отворачиваюсь, пряча предательские слезы. Но он не смотрит, сначала занят тем, что прячет в штаны свое еще не до конца успокоившееся хозяйство, а потом уходит, чтобы поднять с земли мой мотоцикл, подкатить его поближе и поставить на подножку.
Ладно. Не получается без слез о личном, так хоть об общественном.
— Так с кем ты тогда в цирке говорил?
— Как заметила?
— Ты на видео попал. Один парень снимал меня, а за моей спиной как раз вы были. Тебя я узнала, а вот твой собеседник спиной стоял.