Шагнул к экономке, но та не стала ждать особого приглашения. Закрывшаяся за ней с шумом дверь пронзительно скрипнула.
— Так лекаря повели, — рыцарь, воспользовавшись освободившимся местом, сел на ложе, накрывая Наташу одеялом.
Франц опустил на прикроватный столик грязную вязаную косынку, слиток серебра в виде домика и десяток маленьких продолговатых сухих бобов:
— Вот, только это.
Герард, отложив серебро, перебирал в пальцах продолговатые коричневые бобы правильной формы. Такое не видел никогда. Семена что ли иноземные?
Расправив косынку с засохшими следами рвотной массы, тяжело сглотнул, взглянул на мальчишку:
— Погоди, а украшение, что она носила на груди? Ты должен помнить — стрекоза. Оно было с вечера. Точно, было.
Франц покачал головой:
— Я бы нашёл. Я всё облазил и перетряс.
Откинув одеяло, граф расстегнул ремешок на поясе русинки, снимая его вместе с открытой сумкой. В ней зерцало, пластины, безделицы. Выдохнул:
— Нет.
— Я снова схожу, хозяин, — Франц с готовностью заторопился к двери.
Герард подхватился:
— Бруно, отправь за знахаркой в деревню. Она поможет.
— За ведьмой? К обеду как раз дойдёт. Потом за порошками или чем там ещё назад вернётся. Самим надо ехать. Так быстрее будет.
— Коней седлай!
* * *
Отряд из шести всадников выехал из ворот замка на единственную дорогу, ведущую в деревню. Кони шли шагом. На руках одного из всадников, укутанная в одеяло, покоилась иноземка. Он крепко прижимал её к себе, держа едва ли не на весу.
Конь под наездником, недовольный двойным весом седоков, косил чёрным глазом, шумно фыркая и нервно подёргивая хвостом.
Редкие в такой час встречные деревенские жители, низко кланяясь и приветствуя всадников, оборачивались им вслед, провожали отряд взорами, полными любопытства и сочувствия. Куда направлялись воины, догадаться было нетрудно.
Хорошо утоптанная тропа, уходящая в сторону от дороги, очень скоро упёрлась в маленький домик, спрятанный в тени деревьев и густых зарослей кустарника. Дверь бесшумно открылась и на пороге, прикрыв ладонью глаза от солнца, показалась старуха, сгорбленная и сухонькая.
По сигналу хозяина отряд спешился.
Хозяйка избушки, узнав гостя, подошла, низко кланяясь. От этого её и без того крючковатая фигура выглядела как клюка.
— Фортунато, передай иноземку Ра́бану, — соскочил с коня его сиятельство, подходя к знахарке. — Жива ещё, старая?
— Всевышний совсем не смотрит в мою сторону, хозяин, — отступила она, пропуская воина с ношей на руках и проследовавшего за ним графа. — Привезли кого? — семенила следом она.
Вошедших обдало уютным теплом и густым тяжёлым запахом трав. В небольшой печи с узкой лежанкой и высоким открытым сводом, обложенный горящими толстыми сучьями, тихо булькал маленький котелок, растекался волнами дух свежего ржаного хлеба. Света от горящего хвороста хватало, чтобы рассмотреть убогую обстановку тёмного жилища.