Суровые годы уходят. Экономика продолжает неровный, рассеянный путь ступая «два шага вперёд и шаг назад». Сотни фирм разоряются, упрочняя позиции стойких десяток, которые в отдалённой перспективе захватывают целые отрасли. Эпоха крупных акционерных концернов (даже самостоятельно приближающихся иногда к обратному концу кризисной палки: концентрации фонда достаточно громадного что его некуда рентабельно инвестировать) трансформирует механизм конкуренции до неузнаваемости: теперь стороны конфронтации, в отличие от слепого состязания наугад многих мелких хозяйственников, располагают значительной информацией одна об одной, пишут долгосрочные стратегии. А грызня их идёт не столько за предоставленье покупщику реально более дешёвых да качественных нежели у оппонентов предметов или услуг, сколько за влияние на правящую бюрократию (мир подчинённых единственно цели наживы людей никоим образом не лишится коррупции), по сути олигархи приватизируют всю державу, спаянно действуя против грозящегося угробить эту свору рабочего класса. Изготовителя народного богатства отгораживает от потребленья благ именно грандиозно разросшаяся опухоль рыночной инфраструктуры, огромный пласт паразитов на её ниве присваивающий результаты чужого труда и бескрайне загребущий в той страсти. Он умеет обеспечить строжайший надзор снутри фабрик, но генерирует хаос между предприятиями, мутную воду где цена отходит от стоимости производства из-за перманентного колебания спроса/предложенья, инфляции/дефляции, а также созданы райские условия для пузырей фиктивного капитала – система, перефразируя Гёте, всему желающая зла не может сотворить добра. Она постоянно разрушает, подтачивает собственные основы, рубит сук на коем сидит да оттого существовать замкнуто попросту неспособна. Впрочем как наверно, подметил внимательный читатель, и зародиться-то ей без дополнительных ресурсов очень тяжко. Резонно: строй призванный установить всеобщее egalite, но подменивший его изощрённою вещной зависимостью, подымаясь по лестнице величия опирается на особый контакт с отношеньями дремучей личной эксплуатации вне своих рубежей.
К завершенью XV-го столетия европейцам понадобилось отыскать запасное соединенье с экзотическим субконтинентом Индией – никто ещё не догадывался что череда последующих событий круто взбодрит исторический ход. Оно внезапно обнаружилось по морю в огиб Африки; обратною ж дорогой Старый Свет спешно заполонился продукцией из Азии – миф об её неразвитости выдумают на Западе куда попозже, а пока минимум ближайшие века два сальдо так-то явно шло к пользе процветавшего ориентального производства, слабого исключительно игнорированьем Моголами да махараджами отечественных предпринимателей, брошенных на произвол (растерзанье) свободнейшей конкуренции. Свято место как известно, не пустеет – белый человек весьма охотно быстро возымел мощный политический козырь: португальцы усеяли побережье океана городами-форпостами, перевалочными пунктами, прибрав контроль над негоциею региона к своим рукам, орудующим ради выгоды косного феодального правительства. Власть из них на заре XVII-го столетья вырвали голландцы, чья Ост-Индская компания прослыла для подобных структур образцовой: воевать чтобы торговать, торговать чтобы воевать – вот её победный принцип. Но будучи далеко не сильнейшим государством в метрополии, слишком по-коммерчески сосредоточенным на сиюминутном колониальном прибытке, Нидерланды не могли длительно сохранять первенство и за пару конфликтов сдувшись, с закатом XVII-го века опустились до младшего партнёрства при Англии. Успех той зиждился на постановке стратегических задач (к примеру введенье меркантильных Навигационных актов, прочно защитивших собственных купцов от иноземных соперников) да реализующей тех передовой организации насилия (та же армия громила туземных царьков не от подавляющего технического (она сама частенько заимствовала восточные изобретенья) или морального (сплошь её рядовые – это сипаи, завербованные здешние бойцы) превосходства, а благодаря авторитарной, суровой дисциплине). Залог триумфа крылся в тесном союзе капиталистов с верной их интересам державою, умении строить рыночную экономику антирыночными методами. Итого, отвечая попытке французов перехватить инициативу, британцы, между прочим снискавшие приверженность утомившихся от халатно равнодушных государей локальных стяжателей, прямо вторглись на Индостан и разгромив всех противников, почти целиком оккупировали полуостров при Артуре Уэлсли под конец XVIII-го столетия.