— Нравится?
Но Анна уже тащила Хона туда, в толпу.
Под канатом зевак развлекал фокусник. Из-под куска пестрой ткани он доставал то голубя, то яркого попугая, а под конец — большой цветок. И под одобрительные возгласы с легким поклоном преподнес его Анне — она как раз оказалась рядом, Хон постарался, расчищая ей дорогу.
В попытках развлечь Наири её двор тоже устраивал представления. Были и акробаты, и канатоходцы, и фокусники... Но сейчас, любуясь выступлением, Анна понимала: несмотря на более высокий статус, придворные артисты ни в какой сравнение не шли с этими уличными бродягами. Хорошо сшитые костюмы из дорогой ткани, ухоженный вид, приятная внешность не заменяли того задора, которым здесь, на ночных улицах города пропитался сам воздух. Уходить не хотелось и Анна решила досмотреть до конца. Хон, поняв, что ей нравится, кинул в подставленную чашку монетку. Девчушка, собирающая пожертвования, тут же выхватила её и, сжав в кулачке, убежала к взрослым. По её круглым глазам Анна поняла, что Хон не поскупился.
Судя по всему, такие монеты редко попадались среди той мелочи, которую кидали зрители. Потому что поведение артистов изменилось. Как только они поняли, что щедрый жертвователь намерен досмотреть представление, их внимание устремилось на Хона. А он с улыбкой поглядывал на Анну.
Уличная жизнь сделала актеров наблюдательными. Они быстро поняли. Что сегодняшний их заработок зависит не столько от молодого мужчины в хорошей одежде, а от его спутницы — человека с закрытым лицом и раскрашенными глазами. И с этого момента они выступали только для неё.
Зазвучала цитра. Тихо-тихо, и её голос едва слышался за веселым гомоном. Но постепенно он креп, заставляя смолкнуть разговоры, и все обратили внимание на девушку, сидящую в сторонке. Он сосредоточенно перебирала струны, а её глаза прикрывала вышитая лента.
Но тут, словно отвлекая внимание от слепой исполнительницы, появились четыре девушки. Закружились в танце, синхронно взмахивая широкими рукавами. Зрители с интересом наблюдали, как они порхают от одного круглого фонаря к другому, и окружающее постепенно погружалось во мрак.
Вскоре на площадке остался только один огонек: оранжевый шарик рядом с девушкой. Теплый свет выхватывал из темноты то лицо, то летающие над струнами руки... А за её спиной начало разгораться пламя.
Тонкое, робкое, как язычок свечи, оно набирало силу и в момент, когда струны цитры зазвенели от напряжения, на площадку выскочил мужчина.
В его руках огненными змеями извивались пылающие веревки. Обнаженное тело блестело в трепещущем свете: то ли от пота, то ли от какой-то мази... Мышцы играли под кожей, и темная татуировка оживала от их движения.