Видимо, кто-то из них услышал. Высшие силы, оперсонифицированные преподавательницей, скомандовали:
— Давай, Фаня, только очень аккуратно. Кларе подготовиться. Клара, начни с останавливающего нажима.
Подушечка маленького пальчика несколько раз нажала на кнопочку, словно позвонив в дверь:
— Сюда?
От каждого нажатия пристраивавшуюся Феофанию стукало по носу. Удары царевну не беспокоили, а веселили, она даже боднула ответно.
Варвара переадресовала вопрос:
— Чапа, сюда? Клара все правильно делает?
— Абсолютно, — выдохнул я, пока на грудь не опустился пусть небольшой, но чувственно ощутимый вес.
— Нажимать надо один раз, — расширила мой ответ Варвара, — и только в определенный миг, который нужно почувствовать. Суета убивает внезапность, и в нужный момент прием может не сработать.
— Только бы сейчас сработал. — Клара все еще разглядывала доставшееся ей в единоличное пользование основание.
— Почему? Пусть не сработает! — выдала плотненькая Феофания, расположившись на мне с максимальным удобством. — Никогда не видела, как оно… не работает.
— Нет уж, только после нас! — прилетело с хвоста очереди.
Перед глазами топорщились укатанные до твердости снеговые шапки, сияющую дугу ледника рассекала тоненькая латинская «и» с точкой — перевернутый восклицательный знак. Точку поставил себе весь организм, а восклицательное тире присвоил жадина-овал, до этого момента прятавший от посторонних свое приобретение. Теперь на обозрение выставили его самого. Удивившись, он отворился в изумлении, как рот у потрясенного малыша. На моих глазах четкий овал распался на половинки, раскрылись спрятанные лепестки, аленький цветочек расцвел, и я выполнил его желание.
Древний китайский мудрец Сюнь-цзы сказал, что если не знаешь, каковы твои дети — посмотри на их друзей. То же самое можно сказать про наших друзей и, соответственно, про нас. Мы все — такие же дети, обросшие никак не сбывающимися давними мечтами и грузом неудовлетворенных желаний — амбициозных, нередко невразумительных (или вразумительных, но пошловато-скользких вплоть до полной неэтичности), никогда не реализуемых самостоятельно. Но как же влечет нас к тем, кто эти (наши!) задавленные желания исполнил. Сны — материализовал. Пусть даже и совсем негодные к озвучиванию в приличном обществе, подспудные, старательно вытравливаемые… Нас почему-то тянет к таким, и мы — сознательно или нет — не замечаем, чего им стоили эти победы. Что было потеряно, а что оставлено. Мы не видим, не знаем и не хотим знать истинную цену Пирровых побед и количество ранее проигранных сражений. Мы мечтаем получить все, не затрачивая ничего.