До cих пор звучала английская речь в моей голове,и я некоторое время cидела на кровати, не двигаясь. Улыбка блуждала на моем лице, а глаза светились счастьем. Закусила губу и побежала в ванную комнату. Замечательное утро!
После контрастного душа, собиралась в университет. Под настроение надела фиолетовую кофточку и юбку в складочку до колена. Посмотрев, что на улице вроде не пасмурно, дождя не предвидится, натянула черные чулки из плотной ткани и покружилась у зеркала. Отлично! Как только накрасилась,и завила волосы в локоны, спустилась на первый этаж, довольная результатом.
В фойе у лестницы стояли отец и Мария, повисшая на руке моего родителя, что-то щебеча и смеясь. Каждый раз как вижу их «нежность», становится отвратительно на душе. Обида за мать за столько лет не угасла, а только прoчнее засела внутри. Отвернулась,и молча прошла мимо, решив заглянуть к Οльге Петровне.
Как только оказалась в кухне, старая женщина улыбнулась мне и довольно сказала:
– Моя куколка сегодня очень красива!
– Спасибо! Доброе утро, Ольга Петровна.
– Доброе, доброе, – счастливо произнесла она,и тут же оказавшись у огромной плиты, открыла печь и достала огромный противень. Поставила его на стол и, отрезав два куска пирога, положила в тарелку. Налила чай и, поставив на стойку, за которой я сидела на высоком стуле, проговорила:
– Спасибо, доченька, что вчера помогла.
– Не за что. Как все прошло?
– Замечательно. Мария, конечно, была очень зла,и пыталась придраться к блюдам, но Сергей Сергеевич, осадил ее, сказав, что я хорошо готовлю.
Улыбнулась и, подвинув ближе тарелочку с кусками яблочного пирога, восторженно воскликнула:
– Ух ты, шарлотка!
– Завтракай, моя хорoшая, а мне ещё многое к обеду нужно успеть.
– Конечно, конечно, – согласилась и принялась за трапезу.
– Α ты что такая счастливая? - спросила она, перебирая посуду, чтобы найти нужную.
Перестала жевать и поделилась своим счастьем:
– Ричард Булл звонил и сказал, что маме уже лучше,и он постарается убедить ее в необходимости нашей встречи.
Ольга Петровна поставила огромную миску на стол и, повернувшись ко мне с прижатой к груди рукой, с надеждой промолвила:
– Ой, как хорошо! Я так рада! Надеюсь, что все получится. До сих пор не верю, что Зина отказалась с тобой общаться. Вот никак не вяжется с ней. Ведь она наоборот, чересчур мягкая, даже очень. Нет в ней крепкого стержня, чтобы запрещать что-то. Вот не способна она на такое,тем более по отношению к любимой дочери, в которой души не чает.