— Вкус был правдивым, — сказала я. — Думаю, это был сон-воспоминание. Я еще не сталкивалась с ложным сном-воспоминанием.
— Такая помощь многое меняет, — сказал Мурасэ. Мидори снова попыталась дать мне чай, и я помахала рукой под носом в жесте «нет, спасибо».
— Разве не пора ужинать? — сказал Кваскви. Он задумчиво стучал пальцами по своей татуировке.
Ужин? Конечно, мой живот казался пустым. Обед мы пропустили. Я села, обрадовалась, когда комната не закружилась, а энергия от сна Юкико пробежала по моему телу, а не вызвала мигрень.
Кваскви медленно улыбнулся.
— Пон-сума должен свозить меня в город, и мы возьмем еды на всех. А у вас будет время посовещаться.
Пон-сума не был рад этой идее, но Мидори и Мурасэ быстро рассказали, где был ближайший магазин, где продавали бенто, и дали ему стопку розовых и голубых йен, где виднелись лысые мужчины.
Они ушли, и Мидори ушла за Бен, оставив меня с Мурасэ, Юкико и моими мужчинами без сознания на полу.
— Хераи-сан должен вернуться в Токио с Советом, — сказал Мурасэ. — Кавано-сан и Тоджо-сан на меньшее не согласятся. И я, признаюсь, не понимал масштаб спада Хераи-сана. В Токио есть места, где о нем позаботятся лучше.
Юкико слабо кивнула.
— Но если бы удалось оставить тут Кои-чан… — Мурасэ замолчал.
Юкико кивнула на Кена.
— Вестник — проблема. Может, удастся оставить его тут как глаза и уши Совета?
В этот раз она приподняла бровь.
— Нет, он слишком слаб, да? Тоджо этого не позволит.
Это было самое странное совещание. Односторонний разговор не был странным для Юкико и Мурасэ, но я была нервной. И уставшей. И голодной.
— Слушайте, я — хафу, но это не означает, что я автоматически на вашей стороне. Вы подорвали доверие, похитив меня и заставив коснуться Черной Жемчужины.
Мурасэ напрягся.
— Ты же видишь, почему это было необходимо? Мы не ладим с Советом, древнюю заставляют быть в плену ради их слепых целей. Для них важно только, что сила Черной Жемчужины у Японии.
— А для меня важен только папа! — и Марлин. И, может, Кен. Но Мурасэ и Юкико не нужно было знать обо мне такое. — И вы только что сказали, что Совет лучше о нем позаботится!
— Ты одна из нас, что бы ты ни чувствовала. Ты — человек и Иная. Ты росла с этим, так что тоже понимаешь красоту разнообразия мира, и как он переменчив, как хафу здесь.
Нет, я не была такой же.
Кен подталкивал меня прибыть в Японию и принять баку в себе. Якобы я могла сразу же стать частью группы, семьи, которой мне не хватало. Те, Иные. Но я понимала, как наивна во многом была. Чем больше трещин в политике Иных выявлялось, тем сильнее мне казалось, что я не подходила ни Зеркалу, ни Совету. Я росла, веря, что я — человек. Понимание, о котором говорил Мурасэ, точно не включало «Я просто человек с психическим расстройством», которое я пережила.