Я отложил письмо в сторону и взглянул на карту. Это был обыкновенный, пожелтевший от времени, тетрадный лист, где старательно, крупномасштабно был изображен район какой-то горы, рядом протекала река, к которой почти вплотную примыкало болото. Между горой, болотом и рекой был огорожен участок, на котором изображены постройки, по-видимому лагерь. С южной стороны горы был обозначен крестиком вход в бункер, который, вероятно, и был завален взрывом. Все это было как-то очень знакомо… Я достал дедовскую карту района и начал сравнивать их. Да конечно же, это гора Горбатая! Вот ее двойной горб, вот рядом река Синячиха, а вот и болото, прозванное Черным из-за опасных непроходимых топей. Сюда мы ходили с дедом пару раз на охоту, после смерти моих родителей. Во время охоты мы останавливались в охотничьей избушке, построенной дедом после войны, в трех километрах от лагеря, от которого ничего не осталось, так как сожгли его еще в войну. Хорошо знал я и Черное болото. Оно не даром прозвано Черным, сколько погибло в его бездонной пучине людей и животных, один бог знает. На всех картах оно обозначено как непроходимое, но дед показал мне старую гать, проложенную партизанами в далекую гражданскую войну, когда их прижали к Горбатой каратели, перекрыв перешеек и противоположный берег реки пулеметами. Вырваться с ранеными и малым количеством боеприпасов, было не реально. И тогда они начали по ночам строить гать через болото, подальше от перешейка. Небольшой отряд разведчиков, перейдя по гати болото, обошел сзади заградительный отряд карателей и ночью тихо без шума всех вырезал. После чего отряд, захватив у карателей два пулемета, боеприпасы и лошадей, растворился в лесах.
Изгнить гать не должна, так как сделана из лиственницы, на совесть. Пользовались мы ей всего один раз, хотя она и давала выигрыш целые сутки пути, но зато и вылезали мы из болота как черти, все в грязи и тине, после чего приходилось сушиться и мыться, на что в тайге уходит полсуток. Поэтому мы в основном и давали круг, обходя болото. Под картой была приписка: «Юго-Запад 40 градусов, от зарубки на кривой лиственнице луч в кедр. От него 63 шага на север, тут вход в штольню.»
Итак, вход, который дядя замаскировал, отметив его на местности, теперь мне был известен. Что же, теперь можно и собираться в дорогу и проверить все это самому, правда одному пускаться в путешествие опасно, поэтому я в тот же вечер сел писать письмо своему другу однополчанину, живущему в Свердловске. В письме я изложил все подробности и предложил ему увлекательное путешествие, сняв в качестве доказательства копию с письма (без координат входа в штольню). Откуда я мог знать тогда, что это письмо круто переменит мою судьбу, так как друг уже как неделю уехал на юг в отпуск, а в тот роковой день, когда пришло мое письмо, его мать, не развернув газету, в которой оно было вложено, оставила ее в прихожей на тумбочке. Сама она давно уж не читала, так как плохо видела, а газету выписывала для сына, да из-за программы. В этот день, она вызвала из домоуправления сантехника, так как не закрывался на кухне кран, и эта вечная капель ей надоела. Сантехник поменял ей кран, и она подала ему заранее припасенную бутылку «Агдама». Эта валюта всегда в ходу и в городе, и в деревне. Не дай она ему бутылку, завтра, когда сломается что-то еще, он просто не придет, так как сильно занят, или заболел. Ну, а если и заставишь его прийти, то не будет запчастей или еще какая-нибудь причина. А так и волки сыты, и овцы целы.