— Ты не будешь пить грог?
В ответ он захлопнул дверь ногой. Раздирая уши, ревела туманная сирена. В комнате было холодно. Малуэн швырнул один ботинок налево, другой направо, бросил брюки на спинку стула и, оставшись в одной рубашке, уставился на ноги.
Неужто его вновь будут одолевать все те же мысли?
Разве не достаточно прошлой ночи? Крадучись, словно собираясь сделать что-то дурное, он босиком подошел к окну и рывком распахнул его так, что затрещали рамы.
На улице стоял туман, и, однако, присмотревшись, Малуэн различил метрах в пятидесяти от дома чью-то фигуру.
Он был доволен тем, что напугал этого человека.
Конечно, напугал, иначе для чего нужно было так резко распахивать окно да еще высовываться из него, как чертик из коробочки. Да, он не ошибся: англичанин кубарем скатился с откоса и направился в город.
Малуэн лег в постель, разговаривая сам с собой, как это делал обычно в будке:
— Я непременно должен уснуть, иначе не выдержу!
Ну и ночку он сегодня провел! Правда, не произошло ничего ужасного, ничего, заслуживающего внимания.
Предыдущая ночь была в тысячу раз драматичнее — в нескольких метрах от него убили человека, но это не произвело на Малуэна никакого впечатления.
Может быть, это связано с тем, что теперь он знает убийцу? Нет, конечно, он с ним не разговаривал, не знал ни его имени, ни профессии, ни причины убийства, не знал, не ограбил ли тот кого-нибудь и не печатал ли фальшивые деньги; он ничего не знал, но зато знал его.
Знал так, что лицо его стало Малуэну привычней, чем лицо шурина, которого он видит ежемесячно на протяжении последних пятнадцати лет.
До полуночи набережная оставалась безлюдной, прибытие судна из Ньюхейвена прошло как обычно, и пассажиров было очень мало. Вначале ночь была светлой, но затем туман, как если бы пароход привез его с собой, заволок воду и медленно пополз вверх, серебрясь под луной.
От нечего делать Малуэн так набил печку углем, что чугун раскалился докрасна и пришлось отворить окно.
Он часто это проделывал: при закрытых окнах ему казалось, что он оглох; когда же рама открывалась, он различал и опознавал любые звуки в порту. Даже не прислушиваясь, говорил про себя:
«Вот „Франсетта“ выходит из порта. Неплохая погодка для постановки сетей!»
Или же:
«Вот вернулся на своей машине господин Бабю».
Вообще-то он не знал в лицо судовладельца Бабю, который часто ездил в Гавр и возвращался на своей машине. Дом его находился неподалеку от морского вокзала, и Малуэн всегда слышал шум подъезжающего автомобиля. Вот и все знакомство.
Сейчас с кормы английского судна сгружали соленую рыбу. Но даже скрип кабестана не мешал Малуэну различать другие, более слабые и дальние звуки. Около часу ночи он услышал плеск воды в той стороне гавани, где Батист обычно причаливал свою шлюпку.