– Несколько минут назад их еще не было.
– Порой я спрашиваю себя: а все ли у нее в порядке с головой, как принято говорить в народе? Ты слышал ее за обедом. Никакого волнения. Ее единственной реакцией была боязнь, как бы эта новость не распространилась, как бы об этом не прознали ее подруги. Присаживайся, сын.
Он закурил сигару, спросил у Боба:
– Ты будешь?
– Нет, спасибо.
– С какой просьбой ты ко мне пришел?
Обычно, когда он поднимался в мансарду, это значило, что ему нужны деньги. Косвенным образом это был Снова тот же случай.
– Я хочу поехать в Париж.
– Надеешься ее разыскать?
– Попытка не пытка. Я знаю двух-трех человек, с которыми она уже могла вступить в контакт или же, возможно, еще вступит.
– Вероятно, это неплохая идея. Ты боишься, ведь так?
– Да.
– Она тебе об этом написала?
– О желании умереть? Да.
– Все же не говори ничего об этом матери. Я опасаюсь того же, что и ты.
Он достал из кармана брюк толстый бумажник, принялся пересчитывать стофранковые купюры.
– Вот пять. Если тебе потребуется больше, тут же дай мне телеграмму. Когда ты уезжаешь?
– Шестичасовым экспрессом.
Отец, по своему обыкновению, подставил лоб, и Боб коснулся его губами.
– Ты остановишься на улице Гей-Люссака?
Боб, как и его отец, обычно останавливался там в отеле «Меркатор». Он находился в самом центре Латинского квартала, в двух шагах от Сорбонны и Люксембургского сада. Его владельца звали уже не Меркатором, – вероятно, их сменилось не одно поколение – он откликался на фамилию, которая очень шла к его толстощекому лицу и тучному телу: мсье Бедон [1].
– Если ты не получишь от меня вестей, значит, мне нечего тебе сказать.
Отец проводил его взглядом до двери, взглянул на часы и потянулся рукой к бутылке. Прошло уже лишних три минуты.
Боб взял с собой лишь чемоданчик, в котором помимо небольшого количества нижнего белья лежали фланелевые брюки и пара запасной обуви на тот случай, если его застигнет сильный дождь.
Покидая виллу, он намеренно не стал заходить в гостиную, где болтали приятельницы его матери, так что с последней он не попрощался. Зато он зашел на кухню.
– Я знала, что ты поедешь, – сказала ему Матильда – Боб, сделай все, чтобы найти ее. Не знаю почему, но у меня такое чувство, что ее угроза серьезна. Я давно уже замечаю в ней что-то болезненное.
Он вышел из сада и как бы попрощался со своим деревом, на которое падали красноватые отсветы заходящего солнца. Они были видны и по ту сторону города – на поверхности озера.
Широко ступая, он пошел вниз по улице, пересек парк Мон-Репо и поймал такси.