Его голос срывается на визг, а я подхожу к нему вплотную, нависаю сверху и обхватываю рукой шею сзади. Нужно держать себя в руках, чтобы не покалечить ушлёпка — не хватало ещё в тюрягу из-за всякого дерьма попадать.
— Что ж твоя жена не рада тебя видеть? — выплёвываю слова куда-то в сторону макушки, сильнее сжимая тонкую шейку. — Что ж матом крыла и ремнём огреть пыталась? От большой любви или это у вас супружеский долг такой витиеватый?
— Руки убрал! — шипит, но я не тороплюсь.
— Саша, я тебя очень прошу: оставь ты меня уже в покое. Живи со своей Наташенькой, будь счастлив. Но от меня отстань. Неужели это так тяжело?!
Смотрю на Асю и понимаю, что я ей сейчас нужен.
— Будь хорошим мальчиком, послушай женщину. Хуже не будет.
Не дав ему что-то возразить, волоку к выходу. Он пытается упереться ногами и, в общем-то, сейчас очень жалкий, но с теми, кто вздумал довести мою валькирию до нервного срыва, у меня разговор короткий.
— Ещё раз тебя увижу рядом с ней, ноги вырву. Понял?
И выкидываю его из домика, закрыв дверь изнутри. Он там что-то вопит, стучит в дверь, только мне не хочется прислушиваться — пусть валит, пока цел.
— Витя, я не знала, что он придёт, я правда не знала, — причитает, вытирая слёзы и не глядя на меня.
Подхожу к ней и присаживаюсь на корточки напротив. Отнимаю руки от лица и пальцем поддеваю подбородок, ловя взгляд.
— Не плачь, чего ты? — прошу, но она не успокаивается. — Дурочка, чего разревелась?
— У нас с ним ничего не было, — заявляет вдруг, а я не сразу понимаю, к чему она это говорит. — Не знаю, чего он хотел, но я бы не далась. — А потом совсем жалобно: — Ты мне веришь?
Когда до меня доходит смысл её слов, не могу удержаться — смеюсь во всё горло. Какая же она глупая.
— Ася, я ревнивый как чёрт, честно-честно, но мозги у меня на месте.
— Правда? Веришь мне? — В глазах такая надежда, что даже сердце щемит.
— Если бы не верил тебе, моя валькирия, меня бы давно здесь не было.
Она слабо улыбается, но потом снова принимается рыдать:
— Я так испугалась, что ты его убьёшь…
— Не убил же, хотя это было и тяжело, — усмехаюсь, а Ася бьёт меня ладошкой по плечу и вытирает слёзы. — Может, начистить ему всё-таки пятак? Чтобы больше не появлялся?
— Не надо, — отрицательно машет головой и хмурит брови. — Скоро нас разведут официально, отстанет. Должно же до него дойти, что я не хочу его видеть?
— Ты слишком веришь в людей.
— Пусть так, но не нужно руки об него марать. Не стоит он того, придурок.
В дверь стучат, и параллельно с этим мой телефон чуть из кармана не выпрыгивает, настолько яростно звонит.