Но, чёрт его дери, как же не хочется.
— Почему-то я не сомневался, что первым увижу тебя, — говорит Волк, и я почти не узнаю его голоса, до того охрипший и почти чужой.
— Ну, чертяка, я же всегда рядом.
— Карл тоже где-то около вьётся?
— И Роджер, — киваю, а Волк растягивает опухшие губы в подобии улыбки. — Только ты тему не переводи. У нас мало времени, потому скажи, какую холеру нашёл на свой организм?
Волк знает, что я не шучу, и не буду долго рассусоливать, потому весь напрягается, а потом шумно выдыхает, словно всё это время задерживал в лёгких воздух и наконец, не выдержал.
— В клубе завелась крыса, — говорит Волк, откинув в сторону всё, что не имеет отношения к случившемуся, и хоть говорить ему однозначно больно, продолжает: — я в последнее время начал замечать какую-то херню. В баре стали появляться странные личности, мне это не понравилось.
— Какого рода крыса? Доки сливали, наркотрафик проложили через “Бразерс”... что?
— “Склерозник” в бухло симпатичным барышням подмешивали. — Мать его! — Они не очень долго промышляли… прости, я плохо соображаю сейчас, но общую канву ты уловил.
— Ещё, блядь, как уловил.
Волк прикладывает руку к разбитым губам, что-то шепчет себе под нос, но не расслышать.
— Дело пока не на потоке, эпизоды лишь, но планы у них грандиозные. Это же такая хрень прибыльная.
— И ты решил сам во всём разобраться, правильно я понимаю?
Волк лишь кивает.
— Делать тебе нечего, вояка. Какого хрена, а? Ладно, что дальше?
— Генка Борисов подошёл ко мне пару недель назад, сказал, что кое-что знает, но боится лишних ушей.
— И ты повёлся, да?
— У меня не было причин в нём сомневаться, парень исполнительный, надёжный, я сам его проверял, когда на работу брал.
Тогда он, может быть, и был нормальным, но потом что-то себе напридумывал и стал почти неуправляем. Не удивлюсь, если из этой истории с Волком торчат уши Борисова.
— В общем, я приехал в какой-то занюханный бар после смены, там меня уже ждал Гена. Выпили, поговорили о всякой ерунде, пошли покурить на улицу и… нихера я больше не помню.
Бисеринки пота покрывают распухшее лицо — слишком много сил потратил на этот разговор, и его нужно уже сворачивать ко всем чертям, но Волк ещё не всё сказал, а я и не перебиваю — не хватало ещё, чтобы почувствовал, что его жалеют. Вылечится, пришибёт.
— Ты пропал две недели назад, а башка у тебя разбита недавно, — озвучиваю мысли, а Волк морщится и пытается уложить загипсованную до самых яиц ногу удобнее.
Привстаю, наклоняюсь и помогаю ему, за что в ответ получаю слабую улыбку.
— Очнулся я в каком-то гараже, что ли, — точнее не скажу. Полки, банки, хрень какая-то на полу. В общем, не знаю, сколько меня там держали.