— Проходи, — говорит, распахивая передо мной тяжёлую обитую лакированным тёмно-красным деревом дверь. — Тут никто не кусается, некому.
Делаю шаг в маленькую прихожую, сбрасываю кеды, а за спиной раздаётся щелчок закрывающегося замка.
Первое, что поражает в этой квартире — пустота. Гулкая, липкая какая-то, она словно окутывает покрывалом, душит. Зарываюсь пальцами в волосы, переплетаю косу, успевшую растрепаться за время путешествия на байке, и размышляю о том, что, наверное, хозяин не часто здесь бывает. И вряд ли любит это делать.
— Симпатично, — только и говорю, а Викинг хмыкает.
— Не стой на пороге, пойдём, покажу кое-что.
Чемодан остаётся лежать на полу — да и чёрт с ним, — а Витя берёт меня за руку и куда-то ведёт. Половицы скрипят под нашими неторопливыми шагами, а я рассматриваю квартиру. Просторный коридор со светлыми высокими потолками, никаких картин или других украшений на стенах, и вообще по всему видно, что здесь живёт одинокий мужчина. Нет, не берлога холостяка, где пивные крышки заменяют шашки, а вместо занавесок — драная газета. Просто здесь не хватает чего-то, что привносит в жильё только женщина — забавных мелочей, каких-то ковриков, красивостей. Всё просто, сурово и аскетично до предела.
Тем временем Викинг распахивает выкрашенную чёрной краской дверь, и мы попадаем в просторную комнату, где из мебели лишь круглый стол, пара стульев, шкаф, забитый книгами, и чёрный кожаный диван. Те же стены оттенка вулканического пепла, деревянные полы, никаких деталей — просто комната, почти обезличенная, но для меня каждый угол в этой квартире наполнен Викингом и его неизбывной болью.
Почти во всю стену расположено окно, через которое в комнату льётся яркий свет, наполняя её воздухом. Удивляюсь, насколько здесь чисто, почти стерильно.
— Пару раз в неделю приходит уборщица, достаточно, — говорит Викинг, будто прочтя мои мысли.
— Наверное, молодая и сексуальная? — спрашиваю, а Викинг давится смехом.
— Ага, именно такая. Красавица, каких свет не видывал.
— Прямо мечтаю посмотреть на неё, понять, какой у тебя вкус в вопросе женской красоты.
Улыбаюсь, а Викинг почему-то мрачнеет. Что-то, наверное, не то ляпнула, вот снова закрылся. Эх, не умею молчать, когда это необходимо, теперь попробуй, пойми, что у него на уме.
— Хватит болтать, пойдём, — серые грозовые глаза светлеют, проясняются, словно тучи, которые резко заволокли небо, унесло порывом ветра. — Я же хотел тебе кое-что показать, когда в город вернёмся, помнишь?
Киваю, а Викинг прижимает меня к себе и накрывает губы поцелуем. Таким нежным, неторопливым, невыносимо тягучим, от чего внутри меня разливается тёплая река, течёт по венам, смывая все сомнения и тревоги.