— О чём? Нам не о чем говорить.
— Я полагал, что правды и чистосердечного признания от вас не услышать.
— Ваши упрёки неуместны. Я никому ничего не должна, тем более, давать отчёт о своих действиях, — парировала она, рассчитывая на последний шанс.
— На вашем месте я бы не огрызался, а выслушал всё, что вы обязаны услышать, прежде чем…
— Угрожаете?
— Не об этом речь. Давайте поговорим.
— Говорите.
— Ответьте мне, зачем вы убили барона и баронессу?
Мейбл вскинула на него злобный ненавистный взгляд.
— Ах, вот вы о чём решили поговорить со мной? Это ещё доказать нужно, — огрызнулась она. — У вас нет и быть не может ничего против меня.
— Вот здесь вы ошибаетесь. Вы, наверное, предположили, что я пришёл поговорить с вами о моде или о капризах лондонской погоды? — сыронизировал сыщик. — Хочу услышать ответ на свой вопрос. — Даю вам последний шанс. Чистосердечное признание облегчит вашу участь. Вопрос повторить?
— Почему, почему? За ненадобностью. Теперь понятно? Получили, что хотели? — закричала она.
— Стало быть, вы взяли на себя функцию судьи или Господа Бога: кого карать, а кого миловать? Что вы имели в виду, когда решили, что им больше не надо жить? Поясните непросвещённому. Сделайте одолжение.
— Они меня раздражали. От их благочестия исходил душок, меня тошнило и тянуло на рвоту. Надеюсь теперь понятно?
Мейсон невозмутимым тоном спросил:
— Благочестие, по — вашему, это что?
— На мой взгляд, отживший рудимент.
— Выходит, вы на них за что-то обижались, если наточили такой зуб?
— Обижаться — удел горничных, — произнесла она иронично и нервно расхохоталась, — а я леди, забыли или напомнить?
«Мания величия», — смекнул сыщик.
— Есть еще одна хорошая поговорка: «На обиженных воду возят», — сказал Мейсон и посмотрел ей в глаза. — Подскажите, пожалуйста, с каких таких пор вы леди? А догадываюсь, с тех самых пор, как венчались с Георгом Уокером, не так ли?
Мейбл вскипела:
— Это вы о семье моих родителей? Какое вам дело до них?
— Ваши родители ни в чём не виновны, им самим пришлось нелегко, но они, в отличие от вас, не утратили чувства собственного достоинства, самоуважения, и им бы в голову не пришло поднять на кого бы то ни было руку, тем более сводить счёты с ни в чём не повинными людьми. Отдаю должное их воспитанию, — Мейсон медлил, столько всего хотелось ей сказать, поставить на место. Он стоял на том, что она должна услышать правду. Мейсон собрался с духом и начал:
— Вы порочны, такое не передаётся генетически. Уверен, ваши близкие прививали вам самое лучшее. Они не несут ответственность за вашу ущербность. За то, что вы вобрали в себя чуждые им дурные качества. Если супруги Уокер не пришлись вам по вкусу, могли бы с ними не общаться, никто не принуждал вас насильственно видеться с ними. Зачем же было лишать людей жизни?