Дождавшись, когда жена немного отдохнет, Санд приподнял ее двумя руками, поддерживая под ягодицы, и задвигался уже сам — все быстрее, все глубже входя в желанное тело. Девушка положила ладошки на грудь мужчины, прихватила и сжала пальчиками твердые мужские соски — и это оказалось той последней каплей, которой не хватало воину, чтобы достичь разрядки. Он выгнулся со стоном, вжался бедрами в лоно жены, содрогнулся несколько раз, чувствуя, как выплескивается из него семя, и испытывая от этого невыразимое наслаждение.
— Лучик… мой Лучик… — произнесли беззвучно его губы — и он обмяк, опустился на скамью, по-прежнему прижимая к себе свою женщину — самое дорогое, что есть в его жизни.
Супруги замерли, не спеша разъединяться, наслаждаясь тесной близостью, ласковыми прикосновениями прохладного ветерка и поцелуями заходящего солнца.
— Пора в дом, ужин скоро, — через некоторое время проговорила мужу в плечо Злата.
— Пора, — согласился Сандгрон, неохотно размыкая объятия.
— Да, кстати, я хотела кое-что сказать тебе, Санд, — произнесла девушка таким серьезным тоном, что с воина мигом слетела вся его расслабленность.
— Говори, — настороженно поднял он глаза на жену, которая проворно соскочила с его колен и теперь стояла перед ним, и ее нежная кожа выглядела алой в свете закатных лучей.
— Еще в первый день нашего знакомства, — заговорила Златка, — я приняла одно важное решение, которое касается меня и вас, моих мужей… Я решила, что не откажусь ни от одного из вас. Никогда. Ни при каких условиях.
Голос девушки звучал уверенно и твердо. Маршал Сандгрон знал, что так может говорить только человек, который полностью уверен в своих словах.
— Ты сняла камень с моего сердца, Лучик! — выдохнул воин, зажмурившись, а когда открыл глаза, Златка с удивлением обнаружила, что его золотистые ресницы увлажнились. — Я только теперь понял, что сейчас в первый раз за три дня смог вдохнуть полной грудью…
15. Свет мой, зеркальце, скажи!
Ужин, на который вновь собрались полным составом, начался с того, что Злата, в соответствии с традициями, подала старшему мужу блюдце, на котором красовался кусок хлеба, смоченный рейнским.
— Прими, муж мой Дагрон, — улыбнулась мягко девушка, протягивая эльфу подношение и прямо глядя в его темные глаза.
— Принимаю, жена моя, — чуть склонив голову, мужчина забрал тарелку.
Он не улыбнулся в ответ. Лицо его оставалось неподвижным, подчеркнуто-бесстрастным. «Ну вот. Опять закрылся, заморозился, — расстроилась Златка. — Как же с ним непросто!»
Впрочем, в этот раз младший муж, Ольгрон, тоже был непривычно тих, молчалив и печален. Он вяло ковырялся в своей тарелке, где-то растеряв свой здоровый аппетит, и почти не участвовал в общей беседе, которую завела сисса Флоксиния. Зато Сандгрон сиял, словно золотая монета, и охотно включался в обсуждения любых вопросов, поднимаемых наставниками и Элизией. Чем веселее выглядел Санд — тем больше мрачнел эльф, и тем грустнее становились вздохи оборотня.