«А может, ну ее — работу секретарши или личной помощницы? Не факт, что мужик, к которому я устроюсь, на меня клюнет, — задумалась женщина. — Пойду вон к Мариэтте продавцом-консультантом. Она же знает, что в моде я разбираюсь. А богатого папика в другом месте искать придется…»
На следующий вечер, второго декабря, Лана Лукьянова, свеженькая, гладенькая и почти болезненно-худенькая, предстала перед подругой в своем лучшем вечернем наряде, поздравила с открытием магазина модной одежды и напросилась на работу. Мариэтта решила, что такая стильная штучка, как Лана, украсит собой ее бутик, и охотно приняла Светку в штат сотрудников.
«Вот так! — торжествовала Светлана, возвращаясь домой с вечеринки в сопровождении симпатичного и явно небедного мужчины, положившего на нее глаз, — обойдусь без тебя и твоих подачек в виде мешка собачьих сухариков, Лукьянов!»
32. Федор и Фаина
24 декабря 2015 года. Поселок Михалково — Тула
В этот четверг Федор, против обыкновения, не поехал на работу в офис. Вместо этого вместе с Фаиной он отправился в женскую консультацию, где будущей маме предстояло пройти очередное плановое УЗИ плода.
Не то чтобы Фая так уж мечтала о присутствии Лукьянова на обследовании. Скорее, он сам напросился: не смог удержаться от почти болезненного желания увидеть собственными глазами изображение малыша на мониторе аппарата, услышать частый стук маленького сердечка.
Федор сидел на заднем сидении своего крайслера подле Фифы и старался не слишком откровенно пялиться на ее заметно округлившийся животик, виднеющийся между распахнутыми полами зимнего пуховика, в котором ходила молодая женщина. Двадцать недель — тот срок, когда беременность скрыть уже непросто.
Будь воля мужчины, он бы усадил Фаю к себе на колени, обхватил одной рукой за спину, а ладонь другой руки положил бы на этот восхитительный, сводящий с ума животик, который действовал на него сильнее любого афродизиака…
Вообще, влечение к Фаине становилось для Лукьянова проблемой: он засыпал и просыпался, видя перед внутренним взором черты ее милого лица, теплую улыбку, которой все чаще встречала его уже не гостья — полноправная жительница коттеджа. Казалось, даже во сне он жил и дышал только Фаиной, ее каким-то очень знакомым, почти родным ароматом.
Тело Федора откликалось напряжением и вожделением на каждый жест и вздох Фаи. Разрешив себе чувствовать, Лукьянов словно пробил брешь в плотине, и давно сдерживаемые чувства хлынули потоком, который вышел из берегов и затопил обмельчавшее русло его жизни…
Федор боялся спрашивать себя — любовь ли это, пытался справиться со своей одержимостью: отвлекался, как мог, работой, охлаждал голову короткими, на два-три дня командировками. Но, похоже, пара коротких разлук только подогрела его чувства. Он одновременно и радовался развитию отношений с Фифой, и сгорал от нетерпения, потому что девушка шла на сближение очень медленно и осторожно, словно ступая по зыбкому болоту…