— Идиот! — буркнул Мегрэ.
В чашках дымился кофе, а г-жа Мегрэ стояла с сахарницей в руке, не сознавая, что делает.
— Я буквально рехнулся. Со стороны двери мне опять почудился шум. Я побежал туда. И лишь потом сообразил, что у меня в обеих руках по стволу.
— Куда ты дел пистолет?
Голос Мегрэ звучал жестко.
Филипп потупился.
— У меня возникла куча разных мыслей. Если заподозрят преступление, неизбежно подумают, что раз я был наедине с Пепито…
— О Господи! — простонала г-жа Мегрэ.
— Это длилось всего несколько секунд. Я положил пистолет рядом с рукой мертвеца — пусть выглядит как самоубийство, потом…
Мегрэ поднялся, заложил руки за спину и в своей излюбленной позе встал у камелька. Он был небрит и несколько растолстел с тех пор, когда вот так же стоял у своей печки на набережной Орфевр.
— Выходя, ты кого-то встретил. Так ведь?
Мегрэ был заранее в этом уверен.
— Как раз в тот момент, когда я закрывал за собой дверь, я толкнул мужчину, проходившего мимо по тротуару. Извинился. Мы чуть было не задели друг друга носами. Не знаю даже, закрыл ли я потом дверь. Я дошел до площади Клиши, взял такси и дал ваш адрес.
Г-жа Мегрэ поставила сахарницу на буковый стол и деловито осведомилась у мужа:
— Какой наденешь костюм?
Полчаса в доме царил беспорядок.
Слышно было, как Мегрэ бреется и одевается в спальне. Г-жа Мегрэ варила яйца и расспрашивала племянника.
— Мать пишет?
— С ней все в порядке. На Пасху приедет в Париж.
В дом пригласили и шофера, который отказался снять тяжелое коричневое пальто. На усах у него подрагивали капельки влаги. Он уселся в угол и больше не шелохнулся.
— Где мои подтяжки? — прокричал сверху Мегрэ.
— В верхнем ящике комода.
Наконец Мегрэ опять спустился вниз в своем пальто с бархатным воротником и котелке. Он отодвинул поданные ему яйца и, не взирая на протесты жены, выпил четвертую стопку водки.
В половине шестого дверь дома распахнулась и трое мужчин направились к машине. Мотор долго не заводился. Г-жа Мегрэ дрожала от холода у приоткрытой двери, и красноватые отблески керосиновой лампы плясали на плитках пола.
Было так светло, что казалось, день уже занялся. Но шел еще только февраль, и серебрилась сама ночь. На каждой травинке поблескивал иней. Яблони в соседском саду настолько побелели от мороза, что выглядели хрупкими, словно из стеклянного волокна.
— Дня через два-три вернусь, — бросил Мегрэ.
— До свиданья, тетя! — в свой черед, сконфуженно попрощался Филипп.
Водитель захлопнул дверцу и первые минуты целиком посвятил себя переключению скрежещущих скоростей.
— Простите меня, дядя.