— За что?
Филипп не решился ответить. Он попросил прощения, потому что чувствовал: в их отъезде есть что-то драматическое. Он помнил, как выглядел его дядя совсем недавно у камелька — ночная рубашка, старая одежда, шлепанцы.
И теперь молодой человек не осмеливался смотреть на него. Да, бесспорно, рядом с ним сидел Мегрэ: дымящаяся трубка в зубах, бархатный воротник пальто поднят, шляпа нахлобучена на лоб. Но это был не прежний энергичный, уверенный в себе Мегрэ. Дважды он оборачивался и смотрел на исчезавший вдали домик.
— Амадье прибудет на улицу Фонтен к восьми? — спросил он.
— Да, к восьми.
Времени у них хватало. Такси шло довольно быстро.
Они пересекли Орлеан, где ожили первые трамваи.
Меньше, чем через час, машина достигла Арпажонского рынка.
— Что вы обо всем этом думаете, дядя?
Даже в глубине салона их пробирало сквозняком.
Небо было светлое. Восток начинал золотиться.
— Как ухитрились убить Пепито? — вздохнул Филипп, но и этот его вопрос остался без ответа.
Машина остановилась на окраине Арпажона, все трое зашли погреться в какое-то бистро, и почти тотчас же рассвело, а за полями, на горизонте, медленно стало подниматься бледное солнце.
— Там же никого, кроме нас с ним, не было…
— Помолчи, — устало оборвал его Мегрэ.
С видом застигнутого на месте провинности мальчишки Филипп забился в угол, не смея оторвать взгляд от дверцы автомобиля.
В Париж они въехали, когда на улицах уже царило утреннее оживление. Бельфорский лев, бульвар Распайль, Новый мост…
Город, казалось, вымыли чистой водой — так ярки были краски. Вверх по Сене медленно поднимался караван барж, и буксир, гудками возвещая о ведомой им флотилии, выпускал в воздух струи непорочно чистого пара.
— Скольких прохожих ты заметил, выйдя на улицу Фонтен?
— Только одного — того, которого толкнул.
Мегрэ со вздохом выбил трубку, легонько постучав ею о каблук.
— Куда вас отвезти? — осведомился таксист, опустив заднее стекло кабины.
— Меня беспокоит не столько то, что случилось во «Флории», сколько тот, с кем ты столкнулся.
— Вы полагаете…
— Ничего я не полагаю.
Это было одно из любимых выражений Мегрэ, и всплыло оно из прошлого в тот самый момент, когда он повернулся, чтобы взглянуть на столь привычный ему в прошлом контур Дворца правосудия.
— Один раз мне даже захотелось пойти и рассказать все начальнику уголовной полиции, — промямлил Филипп.
Мегрэ не ответил. До самой улицы Фонтен у него перед глазами стояло видение — Сена в тонком лазурно-золотом тумане.
Они вылезли в сотне метров от дома номер 53. Филипп поднял воротник пальто, чтобы скрыть свой смокинг, но прохожие все равно оборачивались — на молодом человеке были лакированные туфли.